Написал эту элегию в 1830 году. Она относится к философской лирике. Пушкин обратился к этому жанру как уже немолодой умудренный жизнью и опытом поэт.
Это стихотворение глубоко личное. Две строфы составляют смысловой контраст: в первой рассуждается о драме жизненного пути, вторая звучит апофеозом творческой самореализации, высокого назначения поэта. Лирического героя мы вполне можем отождествить с самим автором.
В первых строках («безумных лет угасшее веселье, мне тяжело, как смутное похмелье.») поэт говорит о том, что он уже не молод. Оглядываясь назад, он видит за собой пройденный путь, который далеко не безупречен: прошлое веселье, от которого на душе тяжесть.
Однако вместе с тем в душу переполняет тоска по ушедшим дням, она усиливается чувством тревоги и неизвестности будущего, в котором видится «труд и горе». Но это также означает движение и полноценную творческую жизнь. «Труд и горе» обычным человеком воспринимается, как тяжелый рок, но для поэта – это взлеты и падения. Труд – творчество, горе – впечатления, яркие по значимости события, приносящие вдохновение. И поэт, несмотря на пройденные годы, верит и ждет «грядущего волнуемое море».
После довольно мрачных по смыслу строк, которые словно выбивают ритм похоронного марша, вдруг легкий взлет раненной птицы:
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
Поэт умрет тогда, когда перестанет мыслить, даже если по телу бежит кровь и бьется сердце. Движение мысли – это истинная жизнь, развитие, а значит стремление к совершенству. Мысль отвечает за разум, а страдание за чувства. «Страдать» — это ещё и способность к состраданию.
Усталый человек тяготится прошлым и видит будущее в тумане. Но поэт, творец с уверенностью предсказывает, что «будут наслажденья меж горестей, забот и треволненья». К чему приведут эти земные радости поэта? Они даруют новые творческие плоды:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь…
Гармонией, вероятно, является цельность пушкинских произведений, их безупречная форма. Либо это сам момент творения произведений, момент всепоглощающего вдохновения.. Вымысел и слезы поэта – это результат вдохновения, это само произведение.
И может быть на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Когда муза вдохновенья придет к нему, может быть (поэт сомневается, но надеется) он снова полюбит и будет любим. Одно из основных устремлений поэта, венец его творчества – любовь, которая также, как и муза, является спутником жизни. И эта любовь последняя.
По форме монолог. Оно обращено к «другам» — к тем, кто понимают и разделяют мысли лирического героя.
Стихотворение является лирической медитацией. Оно написано в классическом жанре элегии, и этому соответствует тон и интонация: элегия в переводе с греческого – «жалобная песня». Этот жанр был широко распространён в русской поэзии с 18 века: к нему обращались , позже , . Но элегия Некрасова – гражданская, Пушкина – философская. В классицизме этот жанр, один из «высоких», обязывал использовать высокопарные слова и старославянизмы.
Пушкин в свою очередь не пренебрёг этой традицией, и использовал в произведении старославянские слова, формы и обороты, причём обилие такой лексики нисколько не лишает стихотворение лёгкости, изящества и понятности.
Минувших = будущих
старе = старше
сулит = предвещает (обещает)
грядущего = будущего
«грядущего волнуемое море» — метафора из канона заупокойной церковной службы:
Житейское море воздвизаемое зря напастей бурею,..
Но стремится от этого моря не к «тихому пристанищу», но снова в стихию чувств и переживаний.
други = друзья
ведаю = знаю
треволненья = тревоги
Следует заметить, что если сгруппировать слова из текста по частям речи, то по ним прямо можно следить за ходом мысли и переменой настроения.
Существительные почти только абстрактные:
веселье – печаль – труд – горе – грядущее – наслажденья – заботы – треволненья – гармония – вымысел – закат – любовь.
В первом столбце только один глагол, поскольку это экспозиция, она статична, в ней довлеют определения:
безумных – тяжело – смутное – минувших – старе – сильней – уныл – волнуемое.
Зато второй столбец насыщен контрастными действиями, передающими движение души:
умирать – жить – мыслить – страдать – упьюсь – обольюсь – блеснёт.
А если вслушиваться только в рифмы, выступает на первый план мотив хмеля:
веселье – похмелье
упьюсь – обольюсь – тут даже отзвуки оргии.
Стихотворение Элегия («Безумных лет угасшее веселье…»). Восприятие, толкование, оценка
Стихотворение было написано А.С. Пушкиным в 1830 году. Жанр произведения обозначен в заглавии, стиль — романтический. Мы может отнести это стихотворение к философской лирике.
Композиционно оно состоит из двух частей, антитетичных по своему смыслу. Первая часть — поэтический анализ прошлого и взгляд в будущее. Здесь поэт также использует антитезу: в прошлом было все — грусть и веселье. Но веселье закончилось, юность с ее безумствами ушла безвозвратно, оставив после себя лишь «смутное похмелье». Печаль же прошлая по-прежнему жива в душе лирического героя. Поэтому в голосе его звучат тоскливые ноты. Он пробует заглянуть в будущее, но оно — уныло и мрачно, исполнено трудов, которые, кажется, не дадут должного удовлетворения. Лирический герой смотрит вперед с тревогой, душой его владеет тоска, отчаяние, он предчувствует горе, думает о смерти. Словом, мироощущение героя здесь вполне укладывается в рамки, предписанные жанром романтической элегии.
Однако во второй части стихотворения, по точному замечанию Т.П. Буслаковой, антитеза «“умирать — жить” снимается благодаря выбору героя: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Реальная жизнь оказывается шире, богаче и многообразнее романтического сознания. Наряду со страданием, она включает в себя и наслаждение, и гармоничное состояние души, и творческие порывы, и любовь. В финале стихотворения лирический герой вновь вспоминает о смерти, но он примирен с жизнью: любовь, по мысли его, — это высшее проявление жизни.
Стихотворение написано пятистопным ямбом. Поэт использует различные средства художественной выразительности: эпитеты («безумных лет угасшее веселье», «смутное похмелье»), сравнение («как вино — печаль минувших дней»), метафору, аллитерацию и ассонанс («блеснет любовь улыбкою прощальной»).
Стихотворение «Безумных лет угасшее веселье...» было написано Пушкиным 8 сентября 1830 года в Болдино. Александр Сергеевич дал ему жанровое название «Элегия». В это время поэт вторично предложил руку и сердце Наталье Гончаровой и получил согласие. Чтобы привести перед женитьбой в порядок дела, он отправился в имение отца. Там Пушкин вынужден был задержаться на целых три месяца в связи с эпидемией холеры. Это был очень плодотворный период в жизни поэта, вошедший в историю как Болдинская осень.
Основу произведения «Безумных лет угасшее веселье...» составляют философские размышления Пушкина о конце холостяцкой вольницы и новом этапе жизненного пути. «Элегия» состоит из двух частей, контрастных по смыслу. В первой строфе поэт жалеет о минувших днях бурной юности и осознает, что теперь «грядущего волнуемое море» не сулит ему ничего хорошего. Дело в том, что финансовые дела Пушкиных и Гончаровых оставляли желать лучшего. Поэт понимал: ему придется много трудиться, чтобы обеспечить семью.
Промелькнувшая юность вызывает грусть не только потому, что миновала. Чем старше становится поэт, тем больше осознает свои ошибки и потраченное зря время. Печаль об этом становится все сильнее.
Но вторая строфа неожиданно звучит оптимистично. Несмотря на предстоящую жизнь «меж горестей, забот и треволненья» , лирический герой верит, что его еще ждут наслаждения, гармония и любовь. Две последние строки стихотворения соединяют грусть первой части и оптимизм второй в красивый заключительный аккорд: «блеснет любовь улыбкою прощальной» .
Позитивный финал не характерен для романтической элегии, но традиционен для Пушкина, который принимал жизнь со всеми бедами и радостями. Источником вдохновения для поэта могло стать любое событие. Чтобы творить, ему нужны перемены в жизни, даже страдания. Поэтому герой провозглашает: «я жить хочу, чтоб мыслить и страдать» .
Стихотворение «Безумных лет угасшее веселье…» – это монолог лирического героя, который полностью отождествляется с автором. Написано оно самым удобным для философской лирики размером – «медленным» пятистопным ямбом с чередованием женских и мужских рифм. Традиционно в подобных стихотворениях поэты применяют высокопарную книжную лексику. Пушкин не нарушил традицию, использовав в тексте следующие слова: «сулит», «минувших», «други», «грядущего», «ведаю», «треволненья» . Тем не менее, читается и воспринимается стихотворение легко.
Пушкин весьма оригинально использовал символы романтической поэзии: бурное море, вино, похмелье, закат . Здесь как бы все перепутано. Напрашивается сравнение веселья с вином, а у Пушкина – «смутное похмелье» , да еще «угасшее» , хотя молодость обычно ассоциируется с рассветом, утром или днем. В то же время с вином сравнивается печаль. Слово «волнуемое» больше подходит к молодости, прошлому героя. А у поэта оно соотносится с «грядущим морем» . Но эти несоответствия перекликаются с образами второй строфы и создают цельное впечатление. В будущем поэт станет упиваться не безумствами молодости, а гармонией. Закат жизни будет окрашен любовью.
В произведении «Безумных лет угасшее веселье…» Пушкин не обошелся без своего любимого приема – антитезы . Печаль здесь противопоставлена веселью, смерть – жизни, наслаждения – заботам. Образы первой строфы имеют в основном негативную окраску, а во второй строфе они наполнены позитивом.
Первая часть «Элегии» посвящена прошлому и статична. Поэтому в ней только один глагол – «сулит» . Зато есть много эпитетов: «безумных лет», «смутное похмелье», «угасшее веселье», «волнуемое море» . Во второй строфе множество глаголов придают размышлениям автора живость и оптимизм: «не хочу умирать», «мыслить», «страдать», «ведаю», «будут», «блеснет» . Почти все существительные в стихотворении абстрактны: печаль, труд, горе, любовь, веселье, заботы, вымысел . Это обусловлено глубиной философского обобщения в размышлениях поэта.
Как и большинство стихотворений Пушкина, «Безумных лет угасшее веселье...» удивительно музыкально. Гласные «о», «у», «е» преобладают над глухими и шипящими согласными, а их последовательное чередование создает красивый, задумчивый ритм.
Как известно, в молодые годы Пушкин написал немало романтических элегий. «Безумных лет угасшее веселье...» по праву считается вершиной среди произведений этого жанра.
- «Капитанская дочка», краткое содержание по главам повести Пушкина
- «Погасло дневное светило», анализ стихотворения Пушкина
- «Я помню чудное мгновенье…», анализ стихотворения Пушкина
«Элегия (Безумных лет угасшее веселье)» Александр Пушкин
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино — печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснёт любовь улыбкою прощальной.
Анализ стихотворения Пушкина «Элегия (Безумных лет угасшее веселье)»
Знаменитая Болдинская осень 1830, сыгравшая в творчестве Александра Пушкина очень важную роль, подарила миру огромное количество литературных произведений. К их числу относится и стихотворение «Элегия», написанное в философском ключе. В нем автор подводит итоги период беззаботной юности и прощается с ней на пороге вступления в новую жизнь.
Поездка в Болдино, где Пушкин вынужден был из-за холерного карантина задержаться на долгих три месяца, была вызвана необходимостью вступления в права наследства имением. Поэт, никогда не обременявший себя решением подобных вопросов, задался целью привести в порядок все дела. И это неудивительно, так как после повторного сватовства к Наталье Гончаровой он все же получил положительный ответ и стал готовиться к свадьбе. Однако поэт подверг тщательной ревизии не только деловые бумаги, но и собственную душу, осознав, что отныне его жизнь меняется безвозвратно. Тогда-то и родились строчки о том, что «безумных лет угасшее веселье» оставило в душе поэта горечь сожаления и боль утраты. Пушкин понимает, что ночные кутежи с друзьями и посещение игорных домов теперь уже – удел более молодых людей, которые еще только постигают радости жизни. Себе же поэт пророчит весьма печальное будущее . «Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе грядущего волнуемое море», — пишет автор. Что же должно заставить человека пребывать в таком невеселом расположении духа накануне собственной свадьбы? Все дело в том, что финансовые дела Пушкина оставляют желать лучшего, и он прекрасно понимает, что для обеспечения достойной жизни своей семьи ему предстоит очень много работать. Именно в этот период он ведет бурную переписку со своей будущей тещей, торгуясь за размеры приданого. Но, по сути, он пытается отвоевать не деньги, а собственную свободу, которой лишается после вступления в брак, пусть даже и с горячо любимой женщиной. Тем не менее, в словах поэтом все же есть надежда, что он сможет быть счастливым . «И ведаю, мне будет наслажденье средь горестей, забот и треволненья», — отмечает Пушкин. Действительно, как и любой нормальный человек, он мечтает обрести счастье в семье и рассчитывает, что в его жизни все же «блеснет любовь улыбкою прощальной». Таким образом, поэт отрекается от возможных взаимоотношений с другими женщинами, которые всегда были его музами, и рассчитывает стать примерным мужем, понимая, что брак отнимает у него частичку той радости и вдохновения, которые он черпал в свободе.
Элегия «Безумных лет угасшее веселье...» — медитация поэта, монолог, начальные слова которого обращены к самому себе («Мне тяжело»). Но смысл их в дальнейшем бесконечно расширяется, превращая стихотворение из поэтической исповеди в своеобразное завещание, обращенное не только к друзьям, но шире — к современникам и потомкам. От "Элегии" тянется нить к позднейшему стихотворению "Я памятник себе воздвиг нерукотворный..." (1836), где в центре оценка не жизни, а исторического дела поэта.
Стихотворение открывается мысленным обращением к прошлому. От него поэт переходит к кругу переживаний, связанных с настоящим. Оба эти перехода — от внутреннего монолога, исповеди перед собой, к словам, адресованным друзьям, и от прошлого к настоящему и будущему — сложным образом сливаются в "Элегии", один из них усиливает другое. Отсюда — насыщенность текста стихотворения движением, внутренней динамикой при предельной уравновешенности, гармонической стройности композиционного построения целого и отдельных частей.
В то же время внутренняя жизнь человека предстает перед взором поэта под знаком противоречий, движения и изменения. Отсюда — цепь эмоциональных контрастов, проходящих через стихотворение (вчерашнее веселье, ставшее сегодня горечью; настоящее и будущее, несущие поэту уныние, труд, но и "наслажденье" — радости общения с миром красоты и искусства). Причем контрасты эти нигде резко не выделены и не подчеркнуты — движение мысли от прошлого к настоящему, от себя к аудитории, от одного поэтического образа к другому в пушкинской "Элегии" настолько естественно, что производит впечатление полнейшей безыскусственности. Один образ, как бы непроизвольно всплывающий из глубины сознания, невольно по ассоциации вызывает другой, контрастный или, наоборот, внутренне связанный с первым. Так от "смутного похмелья", которое испытывает поэт, естествен переход к старому "вину", с которым сравнивается в следующем стихе "печаль минувших дней ", а от метафорического оборота "грядущего волнуемое море " прямой путь ведет к дальнейшему определению — "треволненья ".
Тема "горя", о котором говорится в пятом стихе, в несколько видоизмененной форме ("горестей ") возвращается в десятом. В отличие от элегии «Погасло дневное светило...» и других элегий Пушкина 1810—1820-х годов в стихотворении «Безумных лет угасшее веселье…» нет указаний на подобную частную биографическую ситуацию — реальную или символическую, в которой поэт хотел бы предстать перед читателем. Стихотворение написано в Болдине, в октябре 1810 года, в очень сложной для поэта общественно-политической обстановке, в дни, когда он, собираясь жениться, оглядывался на свою прошлую жизнь и одновременно напряженно размышлял нал тем, что ждет его впереди. Но эта реальная биографическая ситуация присутствует в стихотворении в «снятом» виде: она оставлена как бы за его порогом. С другой стороны, поэт не произносит своего монолога в условной «романтической» обстановке — на берегу озера, на корабле или обращаясь к далекой возлюбленной: смысл «Элегии» не в анализе той или иной особой, частной жизненной ситуации, а в осознании общей судьбы Александра Сергеевича и его мыслящих современников. Поэтому в ней отброшено все то, что могло бы отвлечь читателя от восприятия главного смысла произведения, приковать его внимание к более частному и второстепенному, что и хотел сделать в стихотворении "Элегия" Пушкин.
Анализ показывает, что произведение начинается со стиха, две неравные по протяженности, но ритмически уравновешенные части которого образуют в музыкальном отношении как бы две набегающие друг на друга поэтические волны: «Безумных лет // угасшее веселье ». Обе половины этого стиха начинаются с замедляющих их течение эпитетов, которые внутренне «бесконечны», эмоционально неисчерпаемы по своему содержанию: будучи предельно лаконичным, каждый из них представляет сокращение множества определений, несет в себе ряд разнообразных значений и «обертонов». «Безумные» годы — это годы и «легкокрылого» юношеского веселья, и сменяющихся страстей, и «безумных» горячих политических надежд и ожиданий. Их "угасание" и по причине движения человека от юности к зрелости, и из-за исторического изменения окружающего мира закономерно. Но оно и трагично для того, кто становится старше и кто, отдаваясь настоящему, не перестает хранить в своем сердце благодарную память о прошлом и его "треволненьях".
Характерно, что в дошедшем до нас автографе с поправками поэта первый стих читался вначале иначе: «Протекших лет безумное веселье » (III, 838). В метрическом отношении этот первоначальный вариант не отличается от окончательного: и здесь то же деление стиха на два полустишия, отделенные друг от друга внутристиховой паузой (цезурой), причем оба они начинаются с замедляющих течение стиха эпитетов. Но эпитет "протекших лет" внутренне более однозначен, беден по содержанию, он не порождает такого глубокого эмоционального отклика в душе читателя, не будит в нем тех широких и многообразных, в том числе трагических, ассоциаций, какие рождает менее определенный, но более сложный, эмоционально многозначный метафорический эпитет "безумных лет". И точно так же формула "угасшее веселье", насыщенная ощущением внутреннего диссонанса, несущая в себе отзвук пережитых поэтом борьбы и страданий, звучит сильнее и выразительнее, чем формула (также метафорическая, но более традиционная для языка романтической элегии 1820 - 1830-х годов) "безумное веселье".
В этом поиске предельной многозначности, эмоциональной выразительности, поэтической весомости отдельного слова — один из общих законов поэтики пушкинского стиха 1830-х годов. Впечатление широкого внутреннего пространства, открывающегося в каждом слове поэта, создается тем, что не только за всем стихотворением в целом, но и за любым отдельным его "кирпичиком" читатель ощущает почти бесконечную перспективу породившего их личного переживания. Не случайно в разговоре с Гоголем Пушкин — споря с Державиным — утверждал, что "слова поэта суть уже его дела": за словом у Пушкина стоит человек с бесконечно глубоким и сложным внутренним миром, миром, который и определяет выбор поэтом именно этого (а не другого!) слова, являющегося как бы мельчайшей его частицей. Поэтому у Пушкина последних, 1830-х годов нет "нейтральных", не несущих в себе глубокого поэтического смысла слов, которые могли бы быть без особого труда опушены или заменены другими: каждое из них не только "слово, но и "дело" поэта, сгусток эмоциональной и интеллектуальной энергии, рожденной необыкновенно интенсивно и богато прожитой жизнью и несущей на себе отпечаток полноты духовной жизни, нравственной высоты личности поэта. Именно так обстоит дело и в "Элегии".
Два трагических разряда, придающие внутреннюю напряженность первому стиху «Элегии», до некоторой степени эмоционально уравновешены медленным течением этого стиха, ощущением той внутренней гармонии, которую создает ритмически однообразное построение обоих его полустиший и их музыкальное, эвфоническое звучание (создаваемое красотой движения звуков внутри каждого стиха). Читатель слышит два глухих отдаленных раската, предвещающих приближение грозы, но она еще не разразилась. В следующем, втором стихе: "Мне тяжело, как смутное похмелье " — драматизм и трагическое напряжение первого стиха усиливаются. Начало его ("Мне тяжело") проникнуто глубокой, сдавленной болью: после медленного гармонического течения первого стиха оно звучит как глубокий, скорбный вздох, а подчеркнутая его "неблагозвучность" (сочетание согласных мн — т — ж—л) создает почти физическое ощущение переживаемого поэтом страдания.
Примечательны другие поправки Пушкина, запечатленные в дошедшем до нас автографе: более определенный, на первый взгляд, но и более однозначный в смысловом отношении эпитет "тяжкое" похмелье (к тому же буквально повторявший данное в начале стиха определение "Мне тяжело", а потому придававший мысли поэта своего рода внутреннюю "одномерность") поэт заменяет сперва на "томное", затем на «смутное похмелье», добиваясь той же, охарактеризованной выше внутренней многозначности найденного определения, сложности и широты вызываемых им ассоциаций; слова "Мой день уныл" в начале 5-го стиха заменяются несравненно более емкой формулой — "Мой путь уныл ", а традиционно элегическое "мыслить и мечтать" — смелым и неожиданным "мыслить и страдать ". Прямая, утвердительная форма в последнем двустишии: «И ты, любовь, на мой закат печальный / Проглянешь вновь улыбкою прощальной", уступает место - после ряда промежуточных вариантов - менее определенной, но в то же время обладающей большим внутренним эмоциональным "подтекстом": «И может быть — на мой закат печальный / Блеснет любовь улыбкою прощальной » (III, 838). В результате подобных немногочисленных, но предельно выразительных исправлений «Элегия» приобретает ту редкую гармонию содержания и формы, которую мы в ней ощущаем.
Эмоциональная сила стихотворения неотделима от характера проходящей через него цепи метафор и поэтических уподоблений. Исследователями неоднократно отмечалось, что в отличие от романтической лирики, где метафора часто рассчитана на то, чтобы специально остановить на себе внимание читателя, поразить его своей яркостью и неожиданностью, Пушкин в произведениях уже 20-х (а еще более 30-х) годов наиболее охотно прибегает к метафорам «обычного» типа, восходящим к постоянному, каждодневному употреблению. Сила подобных метафор состоит не во внешнем блеске и яркой, неожиданной образности, а в естественности и непроизвольности, придающих речи поэта общечеловечность, искренность и максимальную убедительность. Именно таковы многочисленные метафоры и сравнения, которыми насыщена «Элегия»,— «безумных лет угасшее веселье», сравнение горечи, оставленной прошлым в душе поэта, со «смутным похмельем», а его печали с «вином минувших дней» или образ «волнуемого моря» грядущего. Здесь (и в других случаях) Пушкин пользуется такими сравнениями и метафорами, которые покоятся на общих, устойчивых ассоциациях, а потому не поражают и не ослепляют читателя своей необычностью и прихотливостью, не требуют от него для понимания особой, дополнительной работы мысли и воображения, но легко входят в наше сознание, будят в душе встречный эмоциональный поток.
Поэт раскрывает читателю свое личное душевное состояние и вместе с тем побуждает читателя ставить себя на его место, воспринимать рассказ поэта о себе, о своем прошлом, настоящем и будущем как рассказ также и о его, читателя, жизненном пути, его чувствах к переживаниях. Апелляция к духовному опыту читателя (или слушателя), к способности отзываться на слова поэта, наполняя их изнутри содержанием собственной душевной жизни,— общая черта лирической поэзии. В «Элегии» и вообще творчестве Пушкина 1830-х годов она проявляется с особенной силой. Говоря о самых глубоких, больших и сложных вопросах человеческого бытия — о прошлом, настоящем и будущем, о жизни и смерти, о мысли, любви и поэзии и об их месте в жизни человека,— поэт одновременно обращается к самому простому, обычному и каждодневному. Тем самым поднятые в стихотворении общие вопросы человеческого бытия теряют для читателя свою отвлеченность. Между большим и малым горечью от сознания угасших надежд и обычным похмельем, печалью и перебродившим вином, смертью и вечерним закатом, любовью и улыбкой уходящего дня — поэтом устанавливаются те же близость и соответствие, какие реально существуют между большим и малым, между общим круговоротом человеческого бытия и каждодневными, частными, преходящими явлениями в жизни человека.
«Элегия» написана пятистопным ямбом , размером, которым (так же, как и шестистопным) Пушкин особенно охотно пользовался в 30-х годах. В отличие от более быстрого, динамического но своему характеру четырехстопного ямба, которым написано большинство пушкинских поэм и "Евгений Онегин", пятистопный и шестистопный ямб — размеры, обладающие как бы "замедленным" течением. Поэтому они наиболее отвечали требованиям пушкинской «поэзии мысли». В «Элегии», как и в большинстве других случаев, где Пушкин в своей медитативной лирике прибегает к пятистопному ямбу (например, в стихотворении «19 октября 1825 года» или в позднейшей «Осени»), впечатление раздумья и соответствующего ему медлительного течения стиха создается не только большей протяженностью последнего по сравнению со стихом четырехстопного ямба, но и обилием эпитетов, а также тем, что Пушкин везде строго соблюдает в строке словораздел (цезуру) после второй стопы (т. е. четвертого слога). В результате каждый стих распадается на два ритмически уравновешенных отрезка. При чтении вслух их произнесение вызывает смену мелодических повышений и понижений голоса.
В то же время один из секретов эстетического воздействия пушкинского пятистопного ямба (в частности, в «Элегии») - в сложном единстве «правильного», гармонически стройного и разноообразного, текучего, меняющегося ритмического рисунка. Уже сам по себе отдельный стих пятистопного ямба с цезурой асимметричен: цезура делит его на неравные отрезки в 2 и 3 стопы (т.е. в 4 и 6-7 слогов). Таким образом, он состоит (как уже отмечалось выше в связи с анализом начального стиха «Элегии») из двух ритмически уравновешенных, хотя и фактически равных по протяженности частей. Но, кроме того, в «Элегии» со стихами, где мы встречаем два сильных ритмических ударения, подчиняющих себе остальные, более слабые («Безумных лет» // угасшее веселье), чередуются стихи с тремя ударениями («Мой путь уныл. // Сулит мне труд и горе»), а со стихами, состоящими из 5 — 8 коротких слов («Мне тяжело, // как смутное похмелье»; ср. также предыдущий пример), — строки, состоящие из 4 и даже 3 слов, среди которых отсутствуют слова и частицы служебного характера, а потому каждое отдельное слово приобретает особую весомость («Грядущего волнуемое море»).
Одни строки стихотворения образуют в синтаксическом отношении единое целое, другие распадаются на два различных (хотя и святимых по смыслу) фразовых отрезка (ср. приведенное выше: «Мой путь уныл...»). Наконец, все стихотворение в целом образует не две метрически сходных строфы, а два неравных отрезка в 6 и 8 стихов. Между ними — резкий смысловой и интонационный сдвиг: после медлительного течения первых строк с общей интонацией скорбного раздумья — энергичное отрицание, соединенное с обращением: «Но не хочу, о други, умирать». Но своему смыслу обе части стихотворения вполне естественно, логически переходят одна в другую. Но в то же время по содержанию они антитетичны, жизнь поэта предстает в них в различных, дополняющих друг друга аспектах, и только учет и сопоставление обоих этих аспектов позволяет поэту подвести художественный баланс, выразить свое общее, итоговое к ней отношение. Внутренней антитетичности обеих частей стихотворения отвечает различие их ритмического рисунка. Замедленное движение первой части, где поэт анализирует свое душевное состояние и при этом как бы постепенно, с трудом находит слова, нужные для передачи остро ощущаемого им драматизма своей личной и писательской судьбы, во второй части сменяется иной интонацией — более энергичной, проникнутой общим утверждающим началом.
Интересна и другая особенность поэтического строя «Элегии». Почти каждое из двустиший, из которых состоят обе ее части, с внешней точки зрения логически и синтаксически завершено, могло бы вне контекста стихотворения жить самостоятельной жизнью, как отдельное произведение. Но при своей логической законченности каждое из двустиший "Элегии" проникнуто эмоциональным и соответственно интонационным движением, которое не находит в нем завершения. Сжатость отдельных фразовых отрезков контрастирует с их эмоциональной насыщенностью, с силой и глубиной отраженного в них переживания. Эмоциональный напор, проникающий их, каждый раз вызывает необходимое в дальнейшем развертывание мысли. И лишь в последнем, завершающем стихотворение двустишии внутренне беспокойная, тревожная и патетическая интонация сменяется спокойным и светлым, примиряющим поэтическим аккордом.
Романтическое мировоззрение и романтическая элегия (как один из центральных жанров поэзии романтизма) отражают обычно борьбу спорящих,влекущих в противоположные стороны чувств в душе лирического героя. В «Элегии» же Пушкина противоречивые силы в душе поэта приведены к внутреннему единству, к сложной гармонии. Поэт с болью вспоминает о прошлом, но не требует, чтобы оно вернулось, и самая мысль о невозвратимости былого не вызывает у него горечи или возмущения. Он сознает "унылость" настоящего и в то же время принимает и тот «труд» и те «наслажденья», которые оно ему несет. Человеческая мысль, разум в его понимании не противостоят жизни: они относятся к числу ее самых высоких и благородных проявлений, несут человеку не только скорбь, но и наслаждение. Начала, которые в романтическом мировоззрении были разорванными, враждебно противостояли одно другому, в «Элегии» Пушкина уравновешены, стали элементами сложного душевного единства мыслящей личности.
При всей обобщенности и сжатости формул, с помощью которых поэт рисует свое прошлое и настоящее, в «Элегии» запечатлен живой образ великого поэта, каким мы привыкли себе представлять его на вершине его творческой зрелости. Это не пассивная, мечтательная, но активная, действенная натура, уже смолоду широко открытая окружающему миру — его «наслажденьям», «заботам» и «треволненьям». Небогатые внутренние силы не раз заставляли ее переходить «разумную» меру — об этом свидетельствуют горькие воспоминания о прошлых «безумных» годах. Вместе с тем пережитые испытания и горести не заставили ее согнуться под своей тяжестью: поэт не закрывает на них глаза, так же, как стойко и мужественно глядит навстречу ожидающим его новым испытаниям. Принимая их как неизбежную дань исторической жизни своей эпохи, он готов достойно принять и самое страданье, освещенное для него высокой радостью мысли. Сознание тяжести своего жизненного пути и жизненного пути других окружающих людей не побуждает его эгоистически замкнуться в себе, не вызывает у него «охлаждения» или равнодушия к человеческим радостям и страданиям в стихотворении "Безумных лет угасшее веселье". Анализ, изложенный выше, представлен в следующем источнике.