Самые известные юродивые на руси. Юродивый. Взлеты и падения московского юродства

За всю свою истории ни одна страна не представляла миру столько юродивых и удивительного уважения к ним, как Россия. Было их сотня-две, немногие из них канонизированы, но все же народом все они чтимы.

Юродство - духовно-аскетический подвиг, который заключается в отказе от мирских благ и общепринятых норм жизни. Целями юродства Христа ради (мнимого безумия) являются обличение внешних мирских ценностей, сокрытие собственных добродетелей и навлечение на себя поношений и оскорблений.

Прокопий Устюжский

Его принято называть первым на Руси, так как именно он стал первым святым, кого на Московском Соборе в 1547 году Церковь прославила в лике юродивых. Из жития, которое было составлено лишь в XVI веке, хотя преставился Прокопий в 1302 году, известно немногое. Житие приводит Прокопия в Устюг из Великого Новгорода. С молодых лет был он богатым купцом из прусских земель. В Новгороде, познав истинную веру «в церковном украшении», иконах, звоне и пении, принимает православие, раздает свое богатство горожанам и «приемлет юродственное Христа ради житие». Позже он удаляется их Новгорода в Великий Устюг, избранный им также за «церковное украшение». Житие ведет он аскетическое: не имеет кровли над головой, спит «на гноище» нагой, после – на паперти соборной церкви. Молится тайно по ночам, прося за город и людей. Пищу принимает у богобоязненных горожан, но никогда ничего не берет у богатых. Первый юродивый авторитетом особым не пользовался, пока не случилось страшное. Однажды Прокопий, войдя в церковь, стал призывать к покаянию, предрекая, что иначе погибнут горожане «огнем и водою». Никто его не слушал и целыми днями он один плачет на паперти, скорбя о предстоящих жертвах. Только когда страшная туча нашла на город, и земля затряслась, все побежали в церковь. Молитвы перед иконой Богородицы отвратили Божий гнев, и каменный град разразился в 20 верстах от Устюга.

Василий Блаженный

Василий был в детстве отдан к сапожнику в подмастерья. Именно тогда, согласно молве, он проявил свою прозорливость, посмеявшись и прослезившись над купцом, заказавшим себе сапоги: купца ожидала скорая смерть. Бросив сапожника, Василий начал вести бродячую жизнь, ходя нагим по Москве. Василий ведет себя эпатажнее предшественника. Он уничтожает товары на рынке, хлеб и квас, наказывая недобросовестных торговцев, он швыряет камни в дома добродетельных людей и целует стены домов, где творились «кощуны» (у первых снаружи виснут изгнанные бесы, у вторых плачут ангелы). Данное царем золото он отдает не нищим, а купцу в чистой одежде, потому что купец потерял все свое состояние и, голодая, не решается просить милостыню. Поданное царем питие он выливает в окошко, чтобы потушить далекий пожар в Новгороде. Самое страшное - он разбивает камнем чудотворный образ Божией Матери у Варварских ворот, на доске которого под святым изображением был нарисована дьявольская рожа. Умер Василий Блаженный 2 августа 1552 года. Гроб его несли бояре и сам Иван Грозный, почитавший и боявшийся юродивого. Совершил погребение митрополит Макарий на кладбище Троицкой церкви что во Рву, где вскоре царь Иван Грозный указал строить Покровский собор. Сегодня мы чаще всего называем его именно Собором Василия Блаженного.

Прокопий Вятский

Святой праведный юродивый родился в 1578 году в деревне Корякинская около Хлынова и носил в миру имя Прокопий Максимович Плушков. Как-то, будучи в поле получил удар молнией. После этого, как говорили тогда «повредился умом»: рвал на себе одежду, топтал ее и ходил нагим. Тогда скорбящие родители повезли своего единственного сына в Вятскую обитель Успения Пресвятой Богоматери, где о нем денно и нощно молились, вымолив в итоге для отрока исцеления. В возрасте 20 лет тайно от родителей, которые собирались его женить, удалился в Хлынов и воспринял на себя подвиг юродства Христа ради. Блаженный наложил на себя подвиг молчания, и почти никто не слышал от него слова, даже во время побоев, которых перенес он немало от горожан. Опять же молча предсказывал святой больным выздоровление или смерть: приподнимал болезного с одра - выживет, начинал плакать и складывать руки – умрет. Задолго до начала пожара поднялся Прокопий на колокольню и звонил в колокола. Так подвизался блаженный 30 лет. А в 1627 году предугадал и свою кончину: усердно молился, отер свое тело снегом и с миром предал Господу свою душу.

Ксения Петербургская

Во время правления императрицы Елизаветы Петровны была известна юродивая «Ксения Григорьевна», жена придворного певчего Андрея Федоровича Петрова, «состоявшего в чине полковника». Оставшись в 26 лет вдовою, Ксения раздала все свое имущество бедным, надела на себя одежду мужа и под его именем странствовала 45 лет, нигде не имея постоянного жилища. Главным местом ее пребывания служила петербургская сторона, приход святого апостола Матфея. Где она ночевала, долгое время оставалось неизвестным, многим, но полиции это было крайне интересно узнать.

Оказалось, что Ксения, несмотря на время года и погоду, уходила на ночь в поле и здесь в коленопреклоненной молитве простаивала до самого рассвета, попеременно делая земные поклоны на все четыре стороны. Однажды рабочие, производившие постройку новой каменной церкви на Смоленском кладбище, стали замечать, что ночью, во время их отсутствия с постройки, кто-то натаскивает на верх строящейся церкви целые горы кирпича. Невидимым помощником была блаженная Ксения. Горожане считали за счастье, если к ним в дом вдруг заходила эта женщина. При жизни ее особо почитали извозчики – была такая у них примета: кому удастся Ксению подвести, жди удачу. Земная жизнь Ксении закончилась на 71-м году. Тело ее было погребено на Смоленском кладбище. Часовня на могиле ее по сей день служит одной из святынь Санкт-Петербурга. Как и раньше по совершении панихиды на месте погребения Ксении страждущие получают исцеления, в семьях водворяется мир.

Иван Яковлевич Корейша

Хотя и был Иван Яковлевичем юродивым московским, но ехали к нему за советом и молитвой со всех концов России. Ясновидящий, прорицатель и блаженный не был канонизирован, но до сих пор на его могилу возле Ильинской церкви в Москве идут люди со своей нуждой.

Родился он в семье священника в городе Смоленске, но, закончив Духовную Академию, священником не стал. Определился учителем в Духовное училище им уже там, наставляя отроков, притворялся сумасшедшим. Между тем, жители города Смоленска его и боялись, и обожали. Он до тончайших деталей предсказывал то или иное событие: смерть, рождение, сватовство, войну. Выбрав юродство сознательно Иван Яковлевич среди блаженных выделялся ореолом романтичности: подписывался, например, «студент холодных вод». Прославляли его самые знаменитые люди XIX века: святитель Филарет (Дроздов), писатели Лесков, Достоевский, Толстой, Островский. И все же результатом всего стало помещение Ивана Яковлевича в сумасшедший дом в Москве на Преображенке. Оставшиеся 47 лет жизни стен больниц для душевнобольных он уже не покидал. Занимал он в большой комнате маленький уголок у печки, остальное пространство было полностью занято посетителями. Можно сказать, на Ивана Яковлевича ходила вся Москва и многие из любопытства. А посмотреть было на что! Лечил он экстремально: то девицу на колени посадит, то почтенную матрону нечистотами обмажет, то подерется с жаждущим исцеления. Говорят, терпеть не мог настоящих дураков и нелепых вопросов. Зато с такими важными и умными господами как, например, филолог Буслаев, историк Погодин, по одной из легенд – Гоголь, говорил помногу и при закрытых дверях.

Аннушка

При Николае I в Петербурге большой популярностью пользовалась юродивая старушка «Аннушка». Маленькая женщина, лет шестидесяти, с тонкими красивыми чертами лица, бедно одетая и с неизменным ридикюлем в руках. Происходила старушка из знатной фамилии, бегло болтала по-французски и по-немецки. Говаривали, что в молодости она была влюблена в офицера, который женился на другой. Несчастная покинула Петербург и явилась обратно в город через несколько лет юродивой. Аннушка ходила по городу, собирала милостыню и тут же раздавала ее другим.

Большей частью проживала она то у того то у иного добросердного человека на Сенной площади. Бродила по городу, предсказывала события, которые не преминули сбываться. Добрые люди определили ее в богадельню, но там милая старушка с ридикюлем проявила себя на редкость вздорной и отвратительной особой. Устраивала с богаделками частые ссоры, вместо платы за провоз могла отходить извозчика палкой. Зато на родной Сенной площади пользовалась невероятной популярностью и уважением. На ее похороны, которые она сама себе и устроила, на Смоленское кладбище пришли все обитатели этой известной площади: торговцы, мастеровые, чернорабочие, духовные лица.

Паша Саровская

Одна из последних юродивых в истории России Паша Саровская родилась в 1795 году в Тамбовской губернии и прожила на свете более 100 лет. В юности она сбежала от крепостных хозяев, монашеский постриг приняла в Киеве, 30 лет прожила отшельницей в пещерах в Саровском лесу, а после поселилась в Дивеевском монастыре. Те, кто знал ее, вспоминают, что постоянно носила она с собой несколько куколок, которые заменяли ей родных и друзей. Все ночи блаженная проводила в молитве, а днем после церковной службы жала серпом траву, вязала чулки и выполняла другие работы, непрестанно творя Иисусову молитву. С каждым годом возрастало число страждущих, обращавшихся к ней за советами, с просьбами помолиться за них. По свидетельству монашествующих монашеский чин Паша знала плохо. Богородицу называла «маменькой за стеклышком», а во время молитвы могла приподниматься над землей. В 1903 году Парасковью навестили Николай Второй с супругой. Паша предсказала царской семье гибель династии и реки невинной крови. После встречи она постоянно молилась и клала поклоны перед портретом царя. Перед собственной кончиной в 1915 году она поцеловала портрет императора со словами: «миленький уже при конце». Блаженная Прасковья Ивановна была прославлена в лике святых 6 октября 2004 года.

Список использованной литературы

1. Березовая Л.Г., Берлякова Н.П. История русской культуры. В 2-х ч. Ч. 1. М., 2002
2. История и культурология. Учебное пособие. М., 2000
3. История религий в России: Учебник // Под ред. Н.А. Трофимчука. М., 2002
4. Кузьмин А. Падение Перуна: Становление христианства на Руси. М., 1988
5. Рыбаков Б.А. Мир истории. Начальные века русской истории. М., 1987
6. Хрестоматия по истории СССР. В 3-х тт. Т.1. С древнейших времен до конца XVII века. М., 1949
7. Экономцев И. Православие. Византия. Россия. М., 1992

Юродивые и колдуны на Святой Руси

Еще одно интереснейшее явление древнерусской жизни – феномен юродства, юродивых. С особой нежностью и народ, и русская церковь покровительствуют именно им. Более того, явление «юродства» оказывается особым социально-духовным феноменом. Юродство тоскует о правде и любви, и потому неизбежно переходит на обличение всяческой неправды у людей. Надо заметить, что если в Западной Европе в период раннего и классического средневековья особое место занимали святые отшельники как богоизбранные люди, то на Руси их место заняли юродивые – безумцы.

Именно юродство стало, в представлении русского общественного сознания, одним из подвигов христианского благочестия: богослужение здесь – юродство о Христе. Культ «блаженных и юродивых» – неотъемлемая принадлежность и черта православия. Эта идея созвучна знаменитому изречению Иисуса Христа из Нагорной проповеди (Евангелие от Матвея): «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное».

Кто же такие эти «нищие духом»? Как гласит проповедь Христа – это вовсе не «нищие», это как раз сильные духом, сильные нравственной чистотой. Они олицетворяют Правду, чем составляют как «свет мира», так и «соль земли». Это явление духовной культуры, которое имело большое социально-обличительное значение. В юродстве следует видеть проявление знаковой системы: аскетическое самоуничижение (пассивная сторона) и «ругание миру», то есть обличение его пороков (активная сторона). Это был диалог юродивого и толпы на равных (брань и бросание камней). Правда – нага, а нагота юродивого – правда.

Юродивые были, по древнерусским понятиям, святые, хотя и занимали положение меньшой братии.

Уже в середине XVI в. «Стоглав» давал такое описание юродивым: «По погостам и селам ходят ложные пророки, мужики и жонки, и девки и старые бабы, наги и босы и волосы отрастив и распустя, трясутся и убиваются, а сказывают, что им являются святые Пятница и Анастасия, и велят им заповедывать христианам канон завечивати, они же заповедуют крестьянам в среду и пятницу ручного дела не делати, и женам не прясти, и платья не мыти, и каменья не разжигати, и иные заповедуют богомерзкие дела творить...». Такие юродивые, пророки обоего пола, в которых якобы поселялось божество, были желанными гостями и чудесными людьми не для одного только простонародья, но для всего тогдашнего общества, кончая его духовными и светскими главами.

В истории Руси известны имена не менее пятидесяти юродивых, живших в XI - XVII вв., из них десять впоследствии были канонизированы, то есть причислены к лику святых. Первый по времени юродивый – киево-печерский монах Исаакий (ум. 1090).

Сам Иван IV Грозный смирялся перед такими святыми пророками. Когда в Пскове во время Ливонской войны один из таких пророков, Микола свят (Никола Салос), обозвал правителя царем-кровопийцем и пожирателем христианских сел и клялся ангелом, что, если хоть один воинОсновные тенденции развития благотворительности в Древней Руси из царского войска коснется хоть одного волоска последнего псковского дитяти, царя постигнет смерть от молнии,– то царь просил молиться, чтобы Господь избавил его от такой участи. Другим знаменитым юродивым при Иване IV был Василий, ходивший зимой и летом совершенно нагим и объявленный после смерти святым; его мощи были поставлены в Покровском соборе на Красной площади, получившем в связи с этим и название Василия Блаженного. К образу юродивого нередко прибегал и сам царь Иван IV , выступая под псевдонимом Парфения Уродивого, называя себя «псом смердящим», «убогим духом и нищим».

Юродивый Иоанн Московский позднее обвинял царя Бориса Годунова в связи с убийством царевича Дмитрия Иоанновича (3591), яркое представление о чем, а также о месте и роли юродивых в древнерусском обществе дает трагедия А. К. Толстого «Царь Борис». И позже, уже в середине XVII в., сам патриарх Никон сажал с собою на обед юродивого по имени Киприян, ходившего нагим: патриарх же собственными руками угощал его и поил из серебряных сосудов, а остатки допивал сам.

С юродивыми «конкурировали» колдуны и в особенности колдуньи, волхвы и «бабы богомерзкие», «идоломо-лицы», как называли их требники в чинах исповеди и церковные поучения. Как показывают исторические материалы, вера в колдовство была общераспространенным явлением в Древней Руси. В основе ее лежала известная концепция болезни: болезнь есть «бес», которого надо уметь изгнать из больного надлежащим заговором. «Бесица трясавиц», то есть лихорадка, изображается в одном распространенном заговоре в таких красках: «бесица, имеющая разжени очи, а руци железные, а власы верблюжия», послал ее из преисподней ее отец сатана,-«в человеке злые пакости творити, и кости женские изсушивати, млека из-сякнути, в младенца уморити, и очи человекам омрачити, составы расслабити».

Медицинская служба в Древней Руси всецело, за редчайшими исключениями, оказалась в ведении местных знахарей и колдуний. Так, в древних заговорах была сделана даже попытка систематизировать бесов болезней путем присвоения им собственных имен и определенных функций. «Бесиц-трясавиц» двенадцать, они считаются «дщерями Ирода царя» и изображаются в виде голых женщин с крыльями; имена их: Трясея, Огнея, Ледея (насылает озноб), Гнетея (ложится на ребра и утробу), Грынуша (ложится на грудях и выходит харканьем), Глухея (голову ломит и уши закладывает), Ломея (кости и тело ломит), Пухнея («пущает отек»), Желтея (насылает желтуху), Кор-куша (насылает корчи), Глядея (спать не дает, ума лища-ет), Невея («всех проклятее – поймает человека и не может тот человек жив быть»). Бес болезни может сам напасть на человека или же колдун может «сглазить» или «испортить» любого человека.

Приемы лечения колдунов и знахарок заключались в заговоре болезней на определенных предметах: угольке, воде, соли и т.п. Заговором старались перевести ее из страждущего в один их этих предметов. Христианство на Руси внесло новые элементы в язычество и элементы новой веры стали применяться в борьбе с бесами болезней. В заговорах присутствуют обращения к деве Марии, архангелам и ангелам, а также к определенным святым, которые своею силою должны спасти человека от болезни. Например, против лихоражки призывается архангел Михаил, против двенадцати трясавиц – мученик Сисиний, против кровотечения – Богородица (самый текст заговора против крови, гласящий: «На море, на окияне, на острове на Буяне, лежит горюч камень, на том камне сидела пресвятая Богородица, держала в руке иглу золотую, вдевала нитку шелковую, зашивала рану кровавую: тебе, рана, не болеть, тебе, кровь, не бежать, аминь»,– проникнут старинным народным духом).

Составлялись списки святых, специальных помощников в различных болезнях, как, например, «Сказание, киим святым каковые благодати от Бога даны, и когда памяти их», в котором значатся не только такие святые, которые помогают в болезнях, но также и святые, которые бывают полезны и в других трудных случаях жизни: мученики Гурий, Симон и Авив помогали жене, если ее неповинно ненавидит муж, Косьма и Дамиан просвещали разум к изучению грамоты, Богородица Неопалимая Купина оберегала от пожара, пророк Илья боролся с засухой, Федор Тирон и Иоанн-воин помогали находить украденные вещи и даже сбежавших рабов, Флор и Лавр помогали отыскивать украденных лошадей и вообще были их покровителями.

При произнесении заговоров их сила подкреплялась наложением на больного Евангелия, креста или наузов. Последние были всего употребительнее, «бабы богомерзкие» оперировали больше всего именно при их помощи, и потому баб этих часто называли также «наузницами». Происхождение наузов чрезвычайно характерно. Наузы («навязи») представляли собою не что иное, как модификацию старинных амулетов, носившихся людьми и привязывавшихся на шею домашним животным для предохранения от «порчи» и «дурного глаза». Христианское издание этих амулетов представляло из себя привески в виде иконок или складней с ушком наверху, в которое продевалась нитка, на лицевой стороне наузов изображались святые и ангелы, специально призывавшиеся против болезней и несчастий (Богородица, архангел Михаил, Федор Тирон, поражающий змия, и другие), а на оборотной – бесы болезней, чаще всего фантастический змий получеловеческого вида, а иногда в виде человеческой головы с расходящимися от нее змеями, поэтому наузы часто назывались «змеевиками».

Наузы применялись не только в случаях болезней или несчастий, когда важно было применить определенный, надлежащий вид науза, их носили также постоянно для предохранения от болезней и бедствий вообще. По существу, таким же наузом был и нательный крест, надевавшийся на ребенка при крещении, никогда не снимавшийся и сопровождавший своего владельца в могилу. Из символа принятия христианской веры, каким крест является в чине крещения, в сознании людей XII - XVI вв. он превратился в магический амулет, охраняющий от бесов.

Вера в наузы и колдовство была всеобщей, вплоть до верхов тогдашнего общества. Князь Василий III (1505-1533) после женитьбы на Елене Глинской искал «чародеев», которые своими чарами помогли бы ему иметь детей. «Стоглав» обличает «поклепцов и ябедников», которые не хотят мириться, целуют крест на том, что правы, и тем вынуждают обиженных к судебным поединкам, на которых одолевают противников волхвованием – «и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научение им творят, ку-десы бьют». Вслед за светскими главами общества шли его духовные руководителя: монахи и священники, даже игумены и епископы перенимали у мастеров чародейного искусства «волхвования, чарования и наузы всякия... ворожбы деля, и порчи деля, и болезни для, прожитка для, где бы сыту быти». Не гнушались «чародейством» и лица духовного сана. В 1288 г. новгородское вече выгнало из города местного архиепископа Арсения, обвинив его в том, что «того деля стоит тепло долго».

Когда же какая-либо «баба богомерзкая» посылала непогоду, неурожай, голод или наговаривала моровую язву, мало было сжечь «волховей», как поступали владимирцы в 1270-х гг. Зло могло быть удалено только крестным ходом, в котором должны были фигурировать все наиболее крупные местные святыни в лице икон, мощей и других реликвий, с пением специального молебна для изгнания нечистой силы и с окроплением святой водой постигнутых бедствием людей, скота или предметов. В церковном требнике предусматривались специальные заклинания против бесов, где именем Троицы проклинались «диаволи проклятии, чародие, диавольстии содружницы, злотворнии воз-духов, гадов, птиц, мух и всяческого роду животнии и зло-охотнии дуси».

В то же время новая вера не оспаривала реального существования волшебства и даже не во всем с ним боролась: считая грехом возложение науза в качестве амулета «богомерзкой бабой», одновременно одобряла постоянное ношение креста и науза по личной инициативе носящего. Иными словами, новая христианская вера на Руси одной рукой возрождала то, что старалась разрушить другой.

Ярким тому примером стал культ икон. Икона стала общераспространенным объектом домашнего и личного культа; ей воссылают молитвы, подносят дары, от нее ждут великих и богатых милостей. Русский человек XIII - XVI вв., начиная с холопа и кончая царем, молится только перед иконой, другой способ молитвы ему непонятен и недоступен. Не только в доме, но и в приходской церкви у каждого своя икона, и если собственник иконы заметит, что перед его иконой молится чужой, поднимает ссору и брань. Молитва чужой иконе – воровская молитва, ибо она есть не что иное, как покушение похитить те милости, на которые имеет право как владелец иконы. Во время общественного богослужения каждый молится только своей иконе, не обращая внимания на других, и для иностранцев русские в церкви представляли собою всегда странную и непостижимую картину собрания лиц, обращенных в разные стороны. В связи с этим возник и довольно любопытный обычай – изображать на иконах молящимися перед святым или Богом собственника иконы и даже всю его семью, Русские того времени и не скрывали того значения, какое они приписывали иконе. Икона – это их наиболее близкий, домашний бог, личный фетиш. Этот бог живет и чувствует, видит и слышит. Супруги во время соития завешивали иконы полотенцем, чтобы не оскорблять божество видом непристойного акта. Икона слышит ту молитву, которая к ней обращена, и бывают случаи, когда она дает ответ словом или движением изображенного на ней лица, От нее зависит благополучие ее хозяина, и потому тот должен заботиться о ней, приносить ей жертвы и дары. Отсюда и любимая жертва иконе – восковая свеча, в которую часто залепливали деньги. Икона сопровождала своего владельца всюду: в походе, на дороге, на свадьбе, на похоронах; иконы охраняли входы в дома, ворота, улицы, переулки, площади, всякий, кто желал благополучно пройти охраняемую иконою территорию, должен был снять шапку и обратиться к иконе с молитвою. В этом исток культа чудотворных икон.

Помимо личной милостыни, со всеми ее достоинствами и недостатками, и при отсутствии государственной службы социальной помощи, со времен Владимира I берет свое начало церковяо-монастырская благотворительность. Более того, в период феодальной раздробленности именно церковь оказывается во главе помощи нищим и убогим. Особой щедростью в этом деле отличались иноки Киево-Печерского монастыря (известны имена таких благотворителей, как Антоний, Даминиан, Феодосии Печерский и др.).

Особое место здесь занимает фигура Феодосия Печер-ского, деятельность которого не ограничивалась стенами монастыря. А. Нечволодов в своих «Сказаниях о Русской земле» так писал о Феодосие: «Он был истинным заступником притесняемых и обиженных. Особенно же он любил бедных; он построил при монастыре особый двор для увечных, слепых, хромых и отдавал им десятую часть монастырских доходов. Каждую субботу отсылал он возы хлеба в тюрьмы. Однажды, привели к нему воров, пойманных в монастырском селе; увидев их связанными, Феодосии заплакал, велел развязать и накормить их, потом, дав наставление не обижать их и снабдив всем нужным, отпустил с миром».

Был Феодосии и активным общественным деятелем, защищая обиженных несправедливым судом, обличая князей, вероломно захватывающих власть и попирающих закон. Видя высокий авторитет подвижника, князья и судьи побаивались его: «Тако же сии блаженый отъц нашь Феодосии многыим заступьник быстъ пред судиями и князи, избавляя тех, не бо можахуть ни въ чем преслушати его, ведуще и правьдьна и свята».

От Феодосия Печерского сохранилось 11 сочинений: два послания к князю Изяславу Ярославичу, восемь поучений и одна молитва, все в списках XIII - XV вв. Краткие, безыскусные и вместе с тем удивительно проникновенные, полные искреннего участия к людям, они показывают образец учительного красноречия XI века. Феодосии, обращаясь к самым сокровенным глубинам человеческой души, вопрошал: «Что внесем, любимици мои, в мир съй или что имам изнести?»

В послании князю Изяславу Феодосии призывал быть милостивым по отношению ко всем людям независимо" от их веры и национальной принадлежности:«.. .милостынею милуй не токмо своя веры, нъ и чюжая; аще ли видиши анаг, ли голодна, ли зимою, ли бедою одьржима, аще ти будеть ли жидовие, ли сорочинин,-ли болгарин* ли еретик, ли латинин, ли от поганых – всякого помилуй и от беды избави, яко же можеши».

В XI в. Устав монастырей определил обитель как форму социальной организации людей. Монастыри решали различные задачи, & том числе и такие, как призрение нетрудоспособных, организация больниц и домов инвалидов. Первая на Руси больница, в которой бедные получали пропитание и пользовались бесплатным лечением, по всей видимости, была устроена Феодосией Печерским в середине 1070-х гг. при Киево-Печерской лавре. В 1089 г. Ефрем, переяславский"епископ, учредил больницу в пограничном городе Переяславле Южном. Затем, став Киевским митрополитом, Ефрем в 1097 г, велел построить больницы при монастырях в Киеве, определил к ним врачей и установил, чтобы больные лечились в них «безденежно». До монгольского нашествия в летописях упоминаются больницы в Смоленске, Вышгороде, Чернигове, Новгороде, Пскове, на Волыни, в Галицкой Руси.

Для монастырских больниц существовали более или менее однотипные положения («уставы»), в которых оговаривались расходы на содержание больных, больничных штатов, порядок управления. Больничные здания размещались за монастырскими стенами, в наименее доступных для обстрела (в случае осады) участках. К больницам примыкали «портомойни», бани, огороды и кладбища. Больничные помещения делились на небольшие кельи, с взрослыми лежали и дети. Изоляции подвергались лишь лица с «изгнившими удами» (по причине смрада) и буйные больные, которые нередко содержались в отдельных пещерах в цепях или «на колодах». Во главе больницы стоял старший над больницей – «смотрител». Обходы («мимохож-дения», или «прехождения недужных») совершались врачами к «наутрию».

В XIII в. в «Правилах о церковных людях» были более четко обозначены формы социальной помощи церкви: пособия вдовам, приданое девицам, выкуп пленных и др.

Однако мнения по поводу благотворительности русской церкви очень различны. Так, с одной стороны, историк С. Ф. Платонов отмечал, что «церковь опекала и питала тех, кто не мог сам себя кормить: нищих, больных, убогих. Церковь давала приют и покровительство всем изгоям, потерявшим защиту мирских обществ и союзов. Церковь получала в свое владение села, населенные рабами. И изгои, и рабы становились под защиту церкви и делались ее работниками. Всех своих людей одинаково церковь судила и рядила по своему закону и по церковным обычаям; все эти люди выходили из подчинения князю и становились подданными церкви. И как бы ни был слаб или ничтожен церковный человек, церковь смотрела на него по-христиански – как на свободного человека. Таким образом, церковь давала светскому обществу пример нового, более совершенного и гуманного устройства, в котором могли найти себе защиту и помощь все немощные и беззащитные».

С другой стороны, выздоровевшие бедняки (так называемые «прощеники», то есть прощенные Богом за грехи) за дни, проведенные в больнице, обязывались отплатить монастырю отработкой на пашне, в извозе, на промыслах, на скотном дворе. Эта кабала распространялась и на детей, которых нередко оставляли в монастыре на всю жизнь.

Растущей церковно-монастырской благотворительности способствовали по меньшей мере три важнейших фактора. Во-первых, обязанность священников (по Уставу 996 г.) обеспечивать надзор и призревать бедных, на что должна была идти часть десятины. Так, еще князь Владимир I после крещения поставил в Киеве церковь Богородицы, на содержание которой отдал десятую часть своих доходов от имений и городов, и обязал своих преемников под угрозой проклятия соблюдать это обязательство, за что и церковь была прозвана Десятинной.

Во-вторых, сами русские князья покровительствовали церкви, записывая на монастыри богатые вклады «на помин души» (для спасения души, по счастливом окончании похода или какого-либо предприятия, по выздоровлении от тяжкой болезни и т.п.). Об их размерах говорят летописные данные о вкладах в Киево-Печерский монастырь в XI -ХИ вв. Так, князь Ярополк Изяславич (вторая половина XI в.) «вдал» монастырю «всю жизнь свою», то есть все (или, по крайней мере, все лучшие) свои имения, а, кроме того, четыре волости, из них одну около Киева, со всеми сидевшими там крестьянами. Князь Глеб Всесла-вич дал при жизни и завещал монастырю 700 гривен серебра и 100 гривен золота (1 гривна – примерно 200 грамм).

Другой монастырь – Юрьевский – получил в начале XII в. от князя Мстислава Владимировича не только волость Буец «с данями, и с водою, и продажами», но также часть княжеских доходов – «вено вотское», то есть брачные пошлины в Вотской области, и «осеннее полюдье даровное», то есть сполна княжеские сборы в осенний проезд по волости, находившейся под княжеским управлением. Ряд князей и бояр, принимая иноческий сан, завещали монастырям свое имущество (например, черниговский князь Николай Давыдович). Тому способствовало распространившееся суждение, что всякий человек, монах или мирянин, похороненный в монастыре, будет помилован. В «Житии Феодосия Печерского» отмечалось:. «Се елико же вас в монастыри сем умрет, или игуменом где отослан, аще и грехи кто сотворил, аз имам перед Богом за то отвещати».

В-третьих, само духовенство было свободно от различных платежей и податей. Более того,-в период монго-ло-татарского владычества российским митрополитам были даны специальные ханские грамоты («ерлыки»), которые освобождали церкви и монастыри от всех даней и поборов. Тем самым духовенство пользовалось относительным достатком и богатством, что давало возможность расходовать часть средств на нужды неимущих.

За помощь ближнему и благотворительность был причислен к лику святых подвижник Сергий Радонежский, один из наиболее почитаемых русских святых, основатель и игумен Троице-Сергиева монастыря (ок. 1321-1391), который «учил не столько словом, сколько делом, практически показывая, как надо поступать в сложных ситуациях». Ученик Сергия Епифаний Премудрый писал о своем учителе: «На нем из одеяний все было худостно, все ни-щетно, все сиротинско, ибо поживе он на земле ангельским житием и возсиа в земли Русьей, акы звезда пресвятлая».

Воспитатель и духовник князя Дмитрия Донского, московский митрополит Алексей в грамоте 1360 г. писал: «Вдовиц и сирот и полонянников и странных милуйте и призирайте; иже в темницах посетите, да сподобитеся блаженного онаго святаго гласа истинного Христа глаго-люща: „Придете благословении Отца моего и наследуйте уготованное вам Царство от сложения мира..."».

Надо заметить, что постепенно идея помощи ближнему – нищему, убогому, калеке – трансформировалась. С одной стороны, развивается так называемая показная, чисто формальная помощь – в форме раздачи милостыни по различным религиозным праздникам. Внешнее благочестие здесь скрывало под собою грубость, бесправие, бесчеловечность. Не случайно известный русский психолог и педагог П. Ф, Каптерев в конце XIX в, писал: «Настоящего понятия о человеке не было в России. Истинная гуманность была чужда русскому обществу. Конечно, было сострадание, жалость, но все несколько свысока, с сознанием своих мнимых естественных преимуществ».

Такая показная помощь подверглась критике со стороны древнего русского философа, подвижника Максима Грека (1475-1556), который писал: «Убогию же возлюби всего мыслию... оскорбляемы убоги и нищи, вдовы и сироты, вопиют на ны и воздыхают из глубины душевныя и горькия слезы лиют».

С другой стороны, тот же Максим Грек развивает представление о помощи ближнему в виде душевного сочувствия и сострадания. Наиболее примечателен в этом отношении такой памятник древнерусской литературы, как «Моление Даниила Заточника» (XIII в.). Философия Даниила уже обращена к самому человеку, к его страданиям и нуждам. «Аще кто в печали человека призрит, как студеною водою напоит в знойный день».

Таким образом, церковь в Древней Руси играет выдающуюся роль в области благотворительности, пытаясь внести в это дело и некоторые организационные начала (строительство специальных приютов, богаделен, больниц).

150
рублей

Стоглавый судебник содержит специальные рекомендации от­носительно сумасшедших: дабы не были они «пугалом для здоро­вых» предписано отправлять их в монастыри. Согласно букве за­кона делать это надлежало ради духовного лечения и вразумления безумцев, на самом деле Иван Грозный счел монастырь надежным местом для заключения неугодных. Объявление человека лишен­ным разума и его последующая изоляция становятся инструмен­том политической борьбы самодержца с инакомыслием. Согласно летописным свидетельствам, подавляющее число людей, объяв­ленных в соответствии с новым законом сумасшедшими, принад­лежало к знатным фамилиям. Признание боярина сумасшедшим позволяло царю упрятать несчастного за стены обители и конфи­сковать его родовые поместья и имущество, а наследников лишить прав на собственность. По мысли самодержца (и его подручных), всякий, кто проявляет несогласие или просто подозрителен влас­тям, одержим бесом, ибо враждебен земному богу-царю.

Итак, в эпоху Ивана Грозного впервые в отечественной исто­рии светская власть обращает внимание на сумасшедших, предла­гая использовать подлинный или вымышленный душевный недуг как повод для изоляции психически больных или политических противников. Не случайно проявление царского интереса к су­масшедшим совпало по времени с учреждением в структуре власти судебно-полицейских приказов - Разбойного (1555), Земского (1564), Холопьего (1571). Следует отметить, что объявленная го­сударем охота на ведьм не получила, как это в схожих ситуациях бывало на Западе, «всенародного отклика». Карательные админи­стративные действия не только не находили поддержки у населе­ния, но нередко приводили к прямо противоположным результа­там - увечных нищих странников, калик перекатных и юродивых толпа брала под свою защиту. С особо популярными юродами власть не рисковала расправляться, Иван Грозный считался с их силой, достаточно вспомнить его встречи с Василием Блаженным или с псковским юродивым Николой Салосом.

Обращение к феномену юродства на Руси проливает свет на противоречия между отечественным законодательством, право-

славным каноном и традицией отноше­ния русского человека к убогому, нище­му, обездоленному. __ «Звездным часом русского юродства стал XVI век. Во-первых, в течение этого столетия прославились десять юродивых. <...> Во-вторых, именно тогда официальная церковь на Соборе 1547 г. признала трех «похабов» <...> местночтимыми святыми» . На этот факт сле­дует обратить особое внимание. В то время как закон (Судебник) требует изолировать бесноватых от общества, Церковь причисляет не одного, а сразу троих бесноватых к лику святых, перево­дя их из касты неприкасаемых и пресле­дуемых по закону в разряд достойных, более того, почитаемых, провозглашая их жизнь подвигом, а самих юродивых идеалом для верующих. Беспокойство властей вызывали юроды-обличители, таящие под маской внешней инакости политический вызов, но да­же к ним светские и духовные иерархи изредка проявляли снисхо­дительное терпение.

Резкий подъем популярности юродивых в народе хронологиче­ски совпадает с наиболее жестокими периодами правления Ива­на IV. Во времена тирании, раболепия православных иерархов пе­ред самодержцем, в ситуации максимального подавления личности необычность поведения юродивых осуждается менее, чем обычно.

Напомним, юродство попало на Русскую землю из Византии, где, возникнув в VII в., под церковно-государственным давлением к XII столетию пришло в упадок. Его закату способствовала нелю­бовь позднего византийского общества к юродивым. Свидетельст­вом тому фрагмент жития святого Саввы Нового (XIII в.): «Не осталось ни мужчины, ни женщины, ни ребенка, ни юноши, кото­рый не напал бы на него с бесстыдством и дерзостью: в него кида­ли камнями <...> и хулили его еще худшим образом: «Пустослов, бродяга, дурак, сумасшедший, дурной глаз, несчастье для всего го­рода! Бейте его, закидывайте камнями, гоните его скорее из наших пределов!» .

Католическая церковь относилась к одержимым еще нетерпи­мее (правда, до церковного раскола греческие легенды о святых юродивых переводились на латынь и некоторые из них пользова­лись у верующих популярностью). Средневековый Запад отвергал юродство как стиль поведения, образ жизни. «Реально «практику­ющих» юродивых на Западе было немного» . Простолю­дины и знать воспринимали истинных юродивых, как и сумасшед­ших, либо с болезненным любопытством, либо с отвращением и ужасом. Церковь, власть и западное общество равно не принимали их и старались изолировать.

Русский человек смотрел на юродивого совсем другими глаза­ми: «Ходили дураки по всей Руси, странствовали, с дикими зверя­ми и птицами разговаривали, балагурили, учили царя не слушать. Скоморохи подражали дуракам. <...> Юродивых нередко народная молва объявляла святыми, да и скоморохов тоже», - пишет Д.С.Лихачев . Это отношение нашло отражение в языке: «Юродивый - безумный, божевольный, дурачок от роду сумасшедший. <...> Народ считает юродивых божьими людьми, находя нередко в бессознательных поступках их глубокий смысл, даже предчувствие или предвидение. <...> Церковь же признает и юродивых, Христа ради принявших на себя смиренную личину юродства, но в церковном же значении «юродивый» иногда «глу­пый, неразумный, безрассудный» .

На Западе сакральное восприятие безумца (сумасшедшего, умалишенного) или юродивого характерно для раннего Средневе­ковья, в XV столетии их начинают изгонять из городов (вспомним о «кораблях дураков»), а позже заточают в сумасшедшие дома. К XVI в. публичное нарушение принятых норм поведения, правил приличия воспринималось как вызывающее и противоправное. На Руси же расцвет юродства падает как раз на XVI век. Юродивые (в том числе явные безумцы) «бегают по городу в рубище или со­всем голые; просят милостыню и потом раздают ее; их отовсюду гонят, мальчишки кидают в них камнями; иногда богатые люди за­ботятся о них...» . Согласно литературным источникам, в Москве XVI в. озорство по отношению к очевидно безумному че­ловеку допускали преимущественно дети. Некоторые горожане могли прогнать сумасшедшего (а не побить камнями!), но многие проявляли заботу об убогих. Простонародье относилось к похабам гораздо терпимее и участливее, чем духовенство, а потому юроди­вые свободно обитали в городах.

Различие в восприятии юродивого (для нас - человека с от­клонениями в развитии) западным и русским человеком так пора­зило Джерома Горсея 1 , что встречу Ивана Грозного с псковским юродивым англичанин описал в мельчайших подробностях: «Его встретил колдун или мошенник, которого они почитали как своего оракула, святой человек по имени Микула Свят; он встретил царя смелыми проклятьями, заклинанием, руганью и угрозами, называя его кровопийцей <...> клялся, что царь будет поражен громом. <...> Царь содрогнулся от этих слов и просил его молиться об из­бавлении и прощении [царю] его жестоких замыслов. Я сам видел этого мошенника или колдуна: жалкое существо, нагое зимой и ле­том, совершает многие странные действия благодаря дьявольско­му, колдовскому отводу глаз, его боятся и почитают все, как князья, так и народ» .

Образованный англичанин, выходец из знатного рода, воспри­нимает юродивого как бесноватого или мошенника и недоумевает

1 Горсей (Horsey) Джером (ок. 1550-1627?) - агент английской торго­вой компании, живший в России с 1573 по 1591 г. Автор нескольких сочине­ний о России.

по поводу отношения к нему царя и придворных. Православный самодержец не отталкивает и не наказывает юродивого, более того, выслушивает и, что окончательно сразило европейца, выполняет требования невменяемого. Вряд ли приведенный исторический факт можно объяснить исключительно мнительностью государя, который «предавал смерти всех мужчин, женщин и детей, попавшихся ему на пути к Новгороду и Пскову» . Отступив по­сле проклятий юродивого от Пскова, армия двинулась на Великий Новгород и вырезала там несколько десятков тысяч жителей. Жес­токость Ивана Грозного не смягчали ни возраст, ни пол, ни заслу­ги жертв, он был равно безжалостен к детям, старикам и женщи­нам. Остановить беспощадного и деспотичного царя сумел человек не от мира сего, убогий, блаженный. «Место дураков было в Древ­ней Руси, - пишет Д. С. Лихачев, - по соседству с царями, сидели они на ступеньках трона, хотя это царям и не особенно нравилось. Тут на троне царь со скипетром, а рядом дурачок с кнутиком и у народа любовью пользуется. <...> Кажется, сам «батюшка» Иван Грозный завидовал славе Иванушки-дурачка и юродствовал во­всю» .

Увечье, сумасшествие, телесный недуг вызывали у русского че­ловека не только жалость, сострадание, сочувствие к их носителю, но и ощущение причастности этих инаких людей к чему-то высше­му, святому. Об этом свидетельствует другой иноземец - Дж. Флетчер 1: «Их считают пророками и весьма святыми мужчи­нами, почему и дозволяют им говорить свободно все, что хотят, без всякого ограничения, хотя бы даже о самом Боге. <...> Если же кто из них, проходя мимо лавки, возьмет что-нибудь из товаров, то купец почтет себя весьма любимым Богом» . Сакраль­ное чувство к безумным, уродливым, «чудным», к описываемому моменту ушедшее на Западе в прошлое, на Руси испытывало не только простонародье, но и элита. Так, дом первого сановника го­сударства Алексея Адашева «всегда был полон каликами перехо­жими и юродивыми» . Адашев открыл в своем доме богадель­ню, в которой держал много десятков «прокаженных» (больных), тайне питающе, обмывающи их, многожды же сам руками своими гнои их отирающа» .

В отличие от европейцев жителей Руси не смущала, а, напро­тив, привлекала бесхитростность и демонстративная инакость юродивых. Народ считал их людьми божьими, усматривая в бес­сознательных поступках глубокий смысл, полагая, что тем откры­вается истина, сокрытая от обычных смышленых и практичных людей. Русская культура хранила синтетическое единство, поколе­ние за поколением наследовало национальную традицию, принци­пиально не различаясь в своих чувствах к убогим.

1 Флетчер (Fletcher) Джайлс (ок. 1549-1611) - английский писатель и дипломат. В 1588-1589 гг. - посол в России. В сочинении «О государстве русском» (1591), одном из самых подробных и всесторонних среди сочине­ний иностранцев о России XVI в., Флетчер описал быт, нравы различных слоев русского общества.

Итак, Московская Русь сохраняет сакральное отношение к юродивому. Средневековый Запад отвергает юродство как стиль поведения, образ жизни. Простолюдины и знать воспринимают ис­тинных юродивых, как и сумасшедших, либо с болезненным любо­пытством, либо с отвращением и ужасом. Церковь, власть и обще­ство равно не принимают их и стараются изолировать. На Руси первая попытка использовать подлинный или вымышленный ду­шевный недуг как повод для изоляции больных или политических противников возникает во время тирании Ивана Грозного.

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Введение

В современном мире мы все чаще слышим слова толерантность, эмпатия, нравственность, духовность, патриотизм. Мир стал настолько жесток, что люди все чаще стали приходить в храмы, обращаться к богу. В учебных заведениях введены программы по духовно-нравственному воспитанию, которые тесно связаны с православной культурой.

Готовясь, к одному из таких уроков по духовному краеведению, я прочла высказывание, которое меня очень заинтересовало "Мы юродивы Христа ради". Мне стало интересно, каких людей так называли, историю их появления, какое место они занимали или занимают в обществе и в истории нашего государства. Итак, объектом моего исследования стала фраза "Мы юродивы Христа ради".

Определение конкретной задачи и ее формулировка.

Моя работа, посвящена этому феномену, актуальна тем , что несет свет духовного просвещения окружающему миру.

Задачи, которые ставила перед собой, выполняя данную работу:

В образовательном плане: изучить: справочную (словари, энциклопедии, википедию), историческую, духовно-православную, художественную литературу.

В воспитательном плане: воспитание любви и уважения к истории и культуре народа, чувство сострадания.

В развивающем плане: развитие мыслительных способностей и кругозора, эстетически творческой личности.

Через участие в создании проекта способствовать воспитанию сокровенных чувств в сердцах ребят, высветлить в их душевном мире искренне гуманное отношение к святым понятиям.

Основная часть

Глава 1. Терминология

Термин “юродивый” произошёл от слова “юрод”, от греческого слова, обозначавшее “безумный”, а так же “простой, глупый”. “Юродами” в древнерусских источниках названы блаженный Симеон (“Житие блаженного Симеона”), Исаакий Печерский (“Печерский патерик”), Никола Новгородский Салос и др.

Под “юродивыми” принято понимать людей, руководствовавшихся словами апостола Павла “мы безумны (древнерус. “юроди”) Христа ради” и принявших один из подвигов христианского благочестия - юродство о Христе. Эти люди не обязательно были действительно безумны, как принято считать. Сумасшедших среди юродивых было самое большее количество- 40%, остальные же в действительности не страдали психическими расстройствами, а сознательно принимали образ юродивого.

Юродивые, как и монахи, добровольно отказывались от всех благ жизни “мирской” (имущества, положения в обществе и т. д.) и даже от кровного родства. Но, в отличие от принявших постриг, эти люди не искали уединения, наоборот, они жили среди людей, особенно много их было в городах. Юродивые своим примером, словом и делом стремились отвратить людей от греха. Зачастую эти “безумцы” вращались среди наиболее падших в общественном мнении людей, и бывало, что им действительно удавалось вернуть их на путь христианства.

Нередко юродивые обладали пророческим даром. У В. О. Ключевского описывается такой случай: “Посадник Немир, принадлежавший к литовской партии (в Новгороде), приехал в Клопский монастырь к блаженному Михаилу. Михаил спросил посадника, откуда он. “Был, отче, у своей пратёщи (тёщиной матери)”. - “Что у тебя, сынок, за дума, о чём это ты всё ездишь думать с женщинами?” - “Слышно, - сообщил посадник, - летом собирается идти на нас князь московский, а у нас есть свой князь Михаил”. - “То, сынок, не князь, а грязь, - возразил блаженный, - шлите-ка скорее послов в Москву, добивайте челом московскому князю за свою вину, а не то придёт он на Новгород со всеми силами своими, выйдете вы против него, и не будет вам Божьего пособия, и перебьёт он многих из вас, а ещё больше того в Москву сведёт, а князь Михаил от вас в Литву уедет и ни в чём вам не поможет”. Всё так и случилось, как предсказал блаженный”. 1 Однако поведение юродивых было далеко не всегда пристойным. Человек, принявший юродство, отбрасывал при этом всякие нормы приличия и чувство стыда: “Он ходит голый (или одет в безобразные грязные лохмотья), носит вериги (различные железные цепи, полосы, кольца и др. предметы на голом теле ради “усмирения плоти”), молится обычно только ночью, как бы стесняясь этого, валяется в грязи, золе и т. п., не моется, не чешет волос, публично испражняется, нарушает порядок в церкви и на улице, всем своим видом указывает на приобщённость к низменному, грязному, шокирующему” 2

3 Юродивые могли пародировать происходящее вокруг них, дабы таким способом образумить людей. Например, в Новгороде в XIV в. двое юродивых - Никола Качанов и Фёдор - устраивали драки между собой, насмехаясь над кровавыми столкновениями новгородских партий. Однако нередко поступки юродивых были и вовсе весьма странны и труднообъяснимы, например Василий Блаженный целовал стены домов грешников, а в дома праведников кидал камни и куски земли. Такое его поведение было объяснено людьми так: “Над домами грешников ангелы плачут, и он (юродивый) стремится поклониться им; а снаружи домов праведников бесы висят, оттого, что в дом пробраться не могут, это в них божий человек камни кидает”. 3

При этом юродивые были одними из немногих, кто отваживался говорить князьям и боярам, царям и вельможам правду. Например, Василий Блаженный укорил Ивана Грозного за то, что тот во время церковной службы думал о мирском, а блаженный Иоанн Московский обличал Бориса Годунова в участии в убийстве царевича Дмитрия. При этом юродивые до некоторых пор пользовались неприкосновенностью, иногда их советы принимались к сведению. Но когда терпение знатного человека переполнялось, или если он изначально был слишком горделив, чтобы терпеть подобное обращение, юродивого могли объявить “лжеюродивым”, или попросту безумцем (ещё одно свидетельство в пользу того, что юродивые не были простыми сумасшедшими), тогда этот человек лишался своей неприкосновенности и его могли наказать и даже казнить.

"Юродивость" связана со святостью. Понятие святости - очень сложное. Его корни уходят ещё в языческую славянскую культуру, где смерть преодолевается новым рождением. Затем это языческое понимание святости сталкивается с христианским, где святость - это связь с Богом.

Юродивые — особая разновидность святых на Руси, избравших весьма специфический путь служения церкви — самоуничижение и прорицание. Подвиг юродства — один из тяжелейших подвигов, который принимали на себя во имя Христа отдельные лица ради спасения своей души и служения ближним с целью их нравственного пробуждения.

«Юродивых Христа ради», несмотря на их усердное старание скрыть свой подвиг, почитал и любил мир (Василий Блаженный был почитаем царем Иваном Грозным, как и Николай Салос; Исидора Ростовского, Прокопия Устюжского, Иоанна Московского хоронят чуть ли не всем городом).

Юродивые по большей части были мирянами, но были и юродивые монахи. Среди них святая Исидора, первая по времени юродивая (умерла в 365 г.), инокиня Тавенского монастыря; святой Симеон, преподобный Фома.

Православная церковь держится того мнения, что юродивый добровольно принимает на себя личину безумия, дабы скрыть от мира свое совершенство и таким способом избежать суетной мирской славы. Для одних дорогой к духовному прозрению становится монашество, т. е. уход от мира, обет нестяжания (добровольной нищеты), целомудрие и послушание, для других — юродство, т. е. нахождение в самой гуще общества, добровольная нищета, видимость безумия, осуждение людских пороков, обличение власть имущих, снесение ругательств и издевательства.

Разное отношение к Юродивым в народе нашло отражение в Толковом словаре В.Даля: «Юродивый— безумный, божевольный, дурачок, отроду сумасшедший; народ считает Юродивых божьими людьми, находя в бессознательных поступках глубокий смысл. Юродство означает не только святость, но и безумие; юродствовать, значит напускать на себя дурь, прикидываться дурачком».

Как объяснял преподобный Серафим Саровский, подвиг юродства требует особого мужества и силы духа, и никто без нарочитого божьего призвания не должен брать его на себя — иначе можно «сорваться» и стать лжеюродивым.

Юродство — это такой подвиг и такая жертва, перед которыми в изумлении останавливается человеческая мысль. Это — предел святости, доступной человеческим силам, предел достижений. Юродивые большей частью вращались в самых порочных кругах общества с целью исправить этих людей и спасти их, и многих из таких отверженных обращали на путь добра. Юродство во Христе надевает на себя маску безумия, навлекает на себя гонения и преследования, подвергает себя всевозможным истязаниям и нравственным пыткам. За свою смелость в критике царей и вельмож, особый образ жизни, умение прорицать, юродивые очень почитались народом, их ставили не ниже святых, а некоторые были канонизированы православной церковью.

Все сказанное позволяет сделать вывод, что феномен юродства является одним из ключевых моментов русской культуры. Социальные и культурные изменения превращают юродство из религиозного и социального явления в явление, определяющее национальное своеобразие русской культуры в целом. Глава 2. История юродства

Юродство Христа ради, как особый вид подвижничества, возникло в середине 4-го века в Египте, одновременно с монашеством. Юродство можно рассматривать с двух сторон. Первая - это Божие призвание. Юродивые несут особую миссию среди грешного мира. Вторая - это очень трудный подвиг: «узкий путь», на который человек становится для достижения большого духовного совершенства.

Описание первой по времени юродивой - святой Исидоры, умершей около 365 г., сделал христианский богослов и поэт Ефрем Сирин. Святая Исидора, подвязавшаяся в Тавенском женском монастыре, описывается как тихая и благонравная. Юродивой была прозвана за то, что носила старую одежду, волосы повязывала тряпицей, очень скудно питалась. Эта женщина, в отличие от своих русских «последователей» не делала никаких предсказаний, не обличала властные структуры, не носила вериг - всё это являлось в основном принадлежностью юродивых на Руси.

Таким образом, можно сделать вывод, юродство изначально не было русским явлением. Первоначально оно распространилось в Византии, известны преподобный Серапион Синдонит, преподобный Виссарион Чудотворец, преподобный Фома, святой Симеон Эмесский, святой Андрей Царьградский. Однако к XIV в. юродство здесь постепенно сходит на нет, исчезают упоминания о них, последним известным сейчас византийским юродивым был Максим Кавсокаливат, умерший в 1367 г.

С этого времени юродство становится специфически русским явлением (на Украине и в Белоруссии этот подвиг христианского благочестия не получил распространения, и материалов о существовании там юродивых нет). Первым русским юродивым, о котором сейчас известно, является киево-печерский монах Исаакий, скончавшийся в 1090 г.

Прп. Исаакий был родом из торопецких купцов. В Печерский монастырь он поступил при прп. Антонии. Под власяницу свою он надел сырую кожу только что убитого козла, так что она высохла на нем. Некоторое время жил в пещере размером в 4 локтя, спал мало, питался лишь просфорой и водой. Исаакий подвергся страшному искушению. Однажды пещера его осветилась и наполнилась бесами в виде лучезарных ангелов, и неопытный затворник, приняв одного из них за Христа, поклонился ему. Тогда бесы схватили его, заставили его плясать с ними и к утру исчезли, оставив без памяти, едва живым. Три года проболел прп. Исаакий.: сначала лежал он без движения, лишенный языка, не мог ни есть, ни пить. Потом стал понемногу ходить и говорить. Придя в себя, он понял свою ошибку и ради смирения и научения обрек себя на служение братии в поварне, стал носить самую худую власяницу и столь рваную обувь, что ноги его примерзали в церкви к полу.

Из Киева юродство переместилось в Новгород. Юродивым по собственному выбору, стал Прокопий Устюжский (умер в 1285 или 1303 г.). Происходил из знатного рода ганзейских купцов. В Новгороде принял православие ираздал все свое имущество — городским нищим и бедным; а часть пожертвовал его в Варлаамо-Хутынский монастырь. После того, как Прокопия стали почитать новгородцы, он начал юродствовать: «В день убо яко юрод хождаше, в нощи без сна пребываше, и моляшеся непрестанно Господу Богу» 4 . Позже он удалился в Великий Устюг, где жил на паперти храма Успения Божией Матери.

Жил на подаяние, был одет в рубище. Спал блаженный обычно на сырой земле, на куче мусора или на камнях.

В 1290 году, Прокопий предвидел стихийное бедствие — сильную бурю с грозой, лесными пожарами и смерчем большой разрушительной силы, явившимися следствием падения метеорита в 20 верстах от Вел. Устюга. За неделю до падения метеорита Блаженный Прокопий начал ходить по городу, призывая со слезами жителей Великого Устюга каяться и молиться, чтобы Господь избавил город от участи Содома и Гоморры. В течение недели праведник предупреждал о скором суде Божием, но ему никто не верил. Когда же разразилась буря, жители бросились в самое укрепленное и безопасное здание города — соборный храм, где застали молящегося за них и за спасение города Прокопия.

Прокопий прожил в юродстве 60 лет. После смерти он был причислен к лику православных святых.

Новгород был родиной русского юродства. Все известные русские юродивые XIV - начала XV века связаны с Новгородом. Здесь буйствовали в XIV веке Никола (Кочанов) и Федор , пародируя своими драками кровавые столкновения новгородских партий. В пятнадцати верстах от Новгорода, в Клопском Троицком монастыре подвизался св. Михаил (1453), родственник великого князя Димитрия Донского.

44 года прожил он в Клопском монастыре, изнуряя тело свое в трудах и различных лишениях.

Святой обличал пороки людей, не страшась сильных мира сего. Предсказал рождение 22 января 1440 г. великого князя Иоанна III (1462-1505 г.) и взятие им Новгорода, обличал князя Димитрия Шемяку за его злодейства.

Исидор , Христа ради юродивый, Ростовский чудотворец. В юности принял Православие и отрекся от мира, стал юродствовать и покинул богатый дом родителей с посохом в руках.

Придя в Россию, он остановился в Ростове Великом и остался в нем жить, построив себе хижину из веток, на возвышенном сухом месте посреди огромной лужи, и прожил в ней до самой своей кончины. Впрочем, он удалялся в нее только для молитвы. Дни же он проводил на улицах города, терпя всякие поношения.

Современники блаженного Исидора, не раз убеждавшиеся на деле в осуществлении его предсказаний, называли святого «Твердисловом».

Ряд московских юродивых начинается с Максима (1433), канонизованного на соборе 1547 г. Блаженный Максим , Христа ради юродивый, жил в Москве. Летом и зимой Максим ходил почти совсем нагим, перенося с молитвой и зной, и холод. Он говорил: "Хоть люта зима, но сладок рай". Русь очень любила своих юродивых, ценила их глубочайшее смирение. И слушали юродивых все: от великих князей до последнего бедняка.

Блаженный Максим жил в тяжелые для русского народа времена. Татарские набеги, засухи, эпидемии разоряли и губили людей. Святой говорил обездоленным: «Не всё по шерсти, ино и напротив... За дело побьют, повинись, да пониже поклонись; не плачь битый, плачь небитый; оттерпимся, и мы люди будем; исподволь и сырые дрова загораются; за терпение даст Бог спасение».

У мощей святого угодника Божия стали происходить чудесные исцеления. Церковь Бориса и Глеба, в ограде которой был похоронен святой, сгорела в 1568 году. На ее месте построена была новая церковь, которую освятили во имя святого Максима, Христа ради юродивого.

XVI век дал Москве Василия Блаженного и Иоанна, по прозванию Большой Колпак.

Святой Блаженный Василий , московский чудотворец в 16 лет начал тернистый подвиг юродства. Странны были его поступки: то опрокинет лоток с калачами, то прольет кувшин с квасом. Рассерженные торговцы били Блаженного, но он с радостью принимал побои и благодарил за них Бога. А потом обнаруживалось, что калачи были плохо испечены, квас приготовлен негодным. Почитание Блаженного Василия быстро росло: в нем признали юродивого, человека Божия, обличителя неправды.

Проповедуя милосердие, Блаженный помогал, прежде всего тем, кто стыдился просить милостыню, а между тем нуждался в помощи более других.

Многие замечали, что, когда Блаженный проходил мимо дома, в котором безумно веселились и пьянствовали, он со слезами обнимал углы того дома. Юродивого спрашивали, что это значит, и он отвечал: "Ангелы скорбные стоят у дома и сокрушаются о грехах людских, а я со слезами упрашивал их молить Господа об обращении грешников». 5

При царе Феодоре Ивановиче в Москве подвязался другой юродивый Иоанн, по прозвищу Большой Колпак . Носил тяжелые вериги и на голове железный колпак, за который и получил свое прозвище. Около 1580 г. посетил блаженного Иринарха, затворника Ростовского (1616 г.; память 13/26 января) и предсказал нашествие поляков и их поражение.

Блаженный Николай Псковский более трех десятилетий нес подвиг юродства. Современники-псковичи звали его Микула (Микола, Никола) Саллос, которого еще при жизни почитали как святого, называя также Микула Святой.

В феврале 1570 года, после опустошительного похода с опричным войском на Новгород, царь Иоанн Грозный двинулся на Псков, подозревая измену и готовя ему участь Новгорода. Как свидетельствует Псковская летопись, "прииде царь... с великою яростию, яко лев рыкая, хотяй растерзати неповинныя люди и кровь многую пролити». 6

Весь город молился об отвращении царского гнева. Все жители Пскова вышли на улицы, и каждая семья стояла на коленях у ворот своего дома, вынеся хлеб и соль для встречи царя. На одной из улиц навстречу царю выбежал блаженный Николай верхом на палке. Юродивый предложил царю на угощение кусок сырого мяса. "Я христианин и не ем мяса в пост", - сказал ему Иоанн. - "Ты пьешь кровь человеческую", - отвечал ему блаженный, поучая царя "многими ужасными словесы" 7 , чтобы тот прекратил убийства и не грабил святые Божии церкви. Но Иоанн не послушался и приказал снять колокол с Троицкого собора, и тогда, по пророчеству святого, пал лучший конь царя.

Испугавшись пророчества и обличенный в злодеяниях, Грозный, приказав остановить грабеж, бежал из города. Опричники, свидетели этого, писали: "Могущественный тиран... ушел побитый и пристыженный, словно прогнанный врагом. Так неимущий нищий устрашил и прогнал царя со множеством тысяч воинов" 8 .

На Руси юродство было необыкновенно распространено, что неизменно поражало попадавших туда в XVI-XVII веках иностранцев. Путешественники. Англичанин Флетчер пишет (1588 г.): "Кроме монахов, русский народ особенно чтит блаженных (юродивых) и вот почему: блаженные, подобно пасквилям, указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не смеет». Об огромном уважении русских к юродивым еще в начале XVI в. пишет и другой иностранец Герберштейн: "Юродивые ходили нагими, средина тела у них закрыта тряпкой, с дико распущенными волосами, железной цепью на шее. Их почитали и пророками: явно обличаемые ими говорили: это по грехам моим. Если они что брали в лавке, торговцы еще благодарили».

Из этих описаний иностранцев можно сделать вывод, во-первых, что юродивые в Москве были многочисленны, составляли особый класс, некоторые из которого были канонизированы. Во-вторых, общее уважение к ним, не исключавшее, конечно, отдельных случаев насмешки со стороны детей, самые вериги, носимые на показ, совершенно меняли на Руси смысл древнехристианского юродства. Менее всего это подвиг смирения. В эту эпоху юродство приобретает форму пророчества. Уже не мир ругается над блаженным, но они ругаются над миром.

Звездным часом русского юродства стал XVI век. В течение этого столетия прославилось свыше 10 юродивых. Причину такого взлета популярности юродивых русский философ Г. Федотов усматривает в том, что они "заполнили пустоту, образовавшуюся в церкви после эпохи святых князей".

В XVII веке юродивые встречаются реже, московские уже не канонизуются церковно. Юродство - как и монашеская святость - встречаются на севере, возвращаясь на свою новгородскую родину. Вологда, Тотьма, Каргополь, Архангельск, Вятка - города последних святых юродивых. В Москве власть, и государственная и церковная, начинает подозрительно относиться к блаженным. Она замечает присутствие среди них лжеюродивых, натурально безумных или обманщиков. Синод вообще перестает канонизовать юродивых. Лишаясь духовной поддержки церковной интеллигенции, гонимое полицией, юродство спускается в народ и претерпевает процесс вырождения.

В новое время была канонизирована лишь одна юродивая - Ксения Петербургская. “Двадцати шести лет она потеряла мужа и стала “юродивой Христа ради” (уверяли, впрочем, что она сошла с ума действительно): раздала имущество, ходила в одежде мужа, ночевала где придётся. “Часто видели, как она уходила за город и молилась в поле, поворачиваясь попеременно на четыре стороны света. Видели также, как она украдкой работала по ночам, принося кирпичи на постройку большой церкви, воздвигавшейся в её районе. Население пригорода, где она жила, её обожало. Матери давали ей покачать своих детей или поцеловать их, и это считалось благословением. Извозчики умоляли её сесть к ним на несколько мгновений и после этого были уверены, что хорошо заработают за день. Продавцы силой совали ей в руки свой товар, - если она к нему прикасалась, покупатели обязательно должны были прийти. Ксения при жизни стала знаменитым чудотворцем”, она предсказала кончину императрицы Елизаветы Петровны (5 января 1761 г.). После смерти её почитание распространилось не только в народе, но и в высших слоях общества. Например, известно, что будущий император Александр III был исцелён от возвратного тифа при помощи песка с могилы блаженной и молитвы ей” 9 .

Однако в народе юродство по-прежнему оставалось популярно. Об этом можно судить хотя бы по тому, что этот феномен русской культуры продолжал существовать вплоть до Октябрьской революции 1917 г. Доказательством этого являются образы юродивых в литературе конца XIX - начала XX веков.

Л.Н.Толстой пишет о Юродивом Грише в автобиографической трилогии «Детство. Отрочество. Юность». С. Есенин: «Брошу все, отпущу себе бороду, и бродягой пойду по Руси... буду громко сморкаться в руку и во всем дурака валять... Оттого что без этих чудачеств я прожить на земле не могу».

Исследователи неоднократно отмечали феноменальность образа Иванушки-дурачка и в русских сказках. На Руси, где он становится излюбленным героем и на поверку оказывается намного разумнее всех мнимых героев и хитрецов. В блаженных видели тот детский чистый, не запачканный суетою и грехом маленький мир, с которым в душе сливались самые светлые воспоминания. Лицемерие, житейские расчеты — все это казалось настолько чуждым для детей и юродивых, что даже вошло в поговорку: «Глупый да малый скажут правду». А отсюда становится понятно, почему русское общество в трудные минуты искало разрешения вопросов и избавления от бедствий у блаженных.

Кроме того, юродивые были ближе к народу по причине своей непосредственной жизни в миру (на церковной паперти, на городских площадях). Юродивые, являясь миру не в роскошном одеянии молитвенников и праведников, а в жалком рубище бродяг, были психологически ближе к грешному миру. 10

Глава 3. Религиозный смысл.

Какова же религиозная подоплёка, юродства, получившего на Руси такое широкое распространение?

“Православная церковь держится того мнения, что юродивый добровольно принимает на себя личину безумия, дабы скрыть от мира своё совершенство и таким образом избежать суетной мирской славы. Вторым побудительным мотивом юродства она считает духовное наставление в парадоксальной форме. 11

Деятельность юродивого среди людей должна способствовать очищению человечества и обращению к Богу и других людей, “погрязших в грехе”. Если официальная церковь не может воздействовать на людей, то это должны делать некоторые её подвижники, роль которых собственно и взяли на себя юродивые. Святость - это, конечно, хорошо, но она сама по себе накладывает некоторые обязательства, одним из которых и является помощь другим людям на их пути к спасению - именно это и пытались осуществлять юродивые своими весьма своеобразными “проповедями”. 12

Ещё одним обязательством, которое, возложили на себя юродивые, является полное самоотречение, т. е. отречение от себя, от своих желаний и даже от своего тела, некое символическое принесение его в жертву Христу. Поводом для этого можно считать свойственное всем христианским подвижникам желание следовать поступкам самого Христа, - в данном случае это его принесение себя в жертву ради спасения всех людей.

Как уже было сказано ранее, юродство опиралось на слова апостола Павла “мы юродивы Христа ради”, так же можно вспомнить “Евангелие от Марка”: “Кто хочет идти со Мною, отвергнись себя” 13 . Таким образом, можно сделать вывод, что для того, чтобы приблизиться к Богу, нужно максимально отрешиться от самого себя. Для этого юродивые применяли все способы: отрекаясь от своего тела, носили вериги, терпели побои, холод, насекомых, привлекаемых грязным телом. Смысл этого можно охарактеризовать как “боль тела моего - не моя боль”. 14 Переносившие все эти испытания, учились смотреть на тело своё со стороны, как на что-то чужое и не имеющее к ним отношения - таким образом достигалась максимальное отречение от плотского и приближение к бесплотному, божественному.

Второй ступенью отказа от самого себя является собственно личина юродивого - безумного, глупого человека, вызывающего насмешки. Человек крайне подвержен гордыне, он всегда стремится выглядеть лучше, чем он есть на самом деле, и, естественно, человека практически невозможно заставить выглядеть в глазах окружающих глупее, чем он есть. При таком подходе и поведении тех святых, что удалялись от мира в пустынь так же можно рассматривать как гордыню: ведь они сочли недостойным себя жить в мире греха. Их самолюбие не стерпело соседства с грешными и суетными людьми. Эти аскеты словно бы говорили своим уходом: “Я слишком чист, слишком свят для вашего, погрязшего в грехе и разврате мира. Я не могу жить рядом с такими недостойными моего общества людьми, поэтому я ухожу”. Юродивые стремились побороть в себе гордость как жизнью “в миру”, так и своим поведением: представление себя безумцем в глазах окружающих, глупцом, способным вызвать лишь насмешки - это и есть смирение гордыни. Отрекались юродивые и от своих желаний: в житиях святых юродивых, а так же в многочисленных свидетельствах о жизни юродивых не канонизированных можно встретить упоминания о том, что люди эти употребляли самую простую пищу, одевались, как уже было сказано в рубище. Таким образом, они просто не позволяли своему телу умереть раньше срока, отведённого им Господом, но ни в коем случае не потворствовали, а, наоборот, всячески преодолевали свои желания. 15

Из всего этого можно сделать вывод, что религиозный смысл юродства заключался в том, чтобы максимально отречься от самого себя и таким образом приблизиться к Богу.

Глава 4. Социальные предпосылки юродства и причины его широкого распространения на Руси

Конечно, помимо религиозного смысла у юродства были и конкретные социальные предпосылки, являвшиеся одновременно и причинами его широкого распространения на территории русского государства.

Во-первых, громадное, подавляющее большинство населения России было неграмотным и повиновалось больше устным версиям, нежели церковным источникам.

Во-вторых, в народе длительное время рядом с христианством существовали языческие традиции.

В-третьих, наличие на Руси “смехового мира”. Эта оборотная сторона жизни русского общества давала юродивым богатую почву для пародирования, подражания и самоуничижения.

Другой причиной появления юродивых было то, что простые люди очень часто страдали от произвола, насилия, корыстолюбия, эгоизма. При этом пожаловаться было некому, а если кому и удавалось добраться до более высоких лиц, чем его обидчик, то обычно дело решалось всё равно не в его пользу и человека, решившего правду искать, за этот поиск наказывали. Юродивые же, во-первых, до некоторой степени пользовались неприкосновенностью, и в силу этого могли себе позволить больше, чем остальные люди; а во-вторых, для юродивого пострадать от произвола власти было даже и к лучшему: этим он подавлял свою гордыню, усмирял тело, а если его казнили, то погибал он за правду и за веру, впрочем, такое случалось редко. Примером служит вышеописанный случай об Иване Грозном и старце Салосе Николе.

Доказательством того, что юродство принимает почти массовый характер и встречает одобрение не только простого народа, но и церкви может служить большое количество храмов, построенных во имя их. Так в Новгороде почитали Николая Кочанова, Михаила Клопского, Иакова Боровицкого, в Устюге - Прокопия и Иоанна, в Ростове - Исидора, в Москве - Максима и Василия Блаженного, в Калуге - Лаврентия, в Пскове - Николу Салоса.

Заключение

Значение юродства для русской культуры

Значение такого феномена как юродства на русскую культуру сложно и многогранно. Его можно найти во многих областях искусства, но самое, на мой взгляд, важное - это влияние юродства на формирование особого психологического типа русского человека.

Юродство внесло одну очень важную и присущую из всех европейских народов, по-моему, только русским психологическую особенность: тягу к мученичеству. В европейских странах принята традиция аскезы: отказа от жизненных благ, ухода к трудной жизни монаха с её тяжёлой работой, многочасовыми молитвами и различными ограничениями. Но только на Руси существовало желание не просто уйти от мира и жить, преодолевая трудности, но страдать и, возможно, даже умереть за веру, за что-то святое для русского человека.

Косвенным доказательством наличия у русских тяги к мученичеству могут служить старообрядцы, заживо сжигаемые за свою веру, а также многочисленные секты, которых немало было на Руси и в России, с довольно варварскими, жестокими обычаями: скопцы, хлысты и т. д.

Об этой же черте национального характера можно говорить, вспоминая примеры, весьма далёкие от религиозной сферы, пример Ивана Сусанина, партизан в годы Великой Отечественной войны и многие другие.

В искусстве Руси и России так же прослеживается влияние юродства. Так в литературе и живописи появляются образы юродивых (в литературе я об этом уже упоминала, в живописи - это картина Сурикова “Боярыня Морозова”).

Таким образом, в своей работе я проследила историю развития юродства. В результате исследования сделала такие выводы:

Во-первых, зародилось юродство ещё до разделения христианской церкви на католическую и православную, но оно никогда не было распространено на западе. Это явление было характерно сначала для византийской, а затем - для русской религиозности. При этом с XIV в. юродство становится исключительно русским феноменом, т. к. в Византии оно угасает.

Во-вторых, относительно широкому распространению этого христианского подвига на Руси способствовали конкретные социальные предпосылки.

В-третьих, религиозной основой юродства является идея об отречении от всего материального, в том числе и от собственного тела, и, самое главное, избавление от гордыни для достижения более близкого духовного контакта с Богом.

И, наконец, в-четвёртых, юродство оказало значительное влияние на культуру России, и особенно на психологию русского народа: оно способствовало возникновению и укреплению у людей тяги к мученичеству, что оказало заметное влияние на историческое развитие России вплоть до нашего времени.

Список литературы:

1. Желтова Е.В. О житиях юродивых…// Житие Андрея юродивого. СПб, 2001
2. Иванов С.А. Византийское юродство. М., 1994.
3. Ковалевский И. Подвиг юродства (Юродство о Христе или Христа ради юродивые Восточной и Русской церкви). М., 2000.
4. Костомаров Н. Русская история в жизнеописаниях. М., 2003.
5. Кузнецов (иеромонах Алексей) Юродство и столпничество. М., 2000
6. Скрынников Р.Г. Крест и корона. Церковь и государство на Руси IX-XVII вв. СПб. 2000.
7. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990.
8. Юрков С.Е. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре. СПб, 2003.
9. Бронзов А.А. Нравственное богословие в России в течение XIX столетия. СПб., 1902;
10. Иеромонах Алексий (Кузнецов). Юродство и столпничество. Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2000.
11. Иванов. С.А. Блаженные похабы. Культурная история юродства. М.: Языки славянской культуры, 2005.
12. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. Т. 1-2; Лихачев Д.С., А.М.Панченко, Н.В.Понырко. Смех как зрелище. Л: Наука, 1984.
13. Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб.: Юна, 1999.
14. Недоспасова. Т. Русское юродство XI-XVI веков. Москва 1997. Рябинин. Ю.В. Русское юродство. М.: РИПОЛ Классик,2007. Франк С.Л. Сущность русского мировоззрения // Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб., 1996.
15. Юдин. А.В. Русская народная художественная культура (учебное пособие для студентов вузов). М.: Высшая школа,1999. Большая советская энциклопедия. Третье издание. Гл. ред. А. М. Прохоров./ Москва. “Советская энциклопедия” . 1970 г. Т.. Стр.
16. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С.255; Горичева Т. Православие и постмодернизм. Л., 1991. С.47. http://azbyka.ru/dictionary/26/yurodstvo.shtml http://drevo.pravbeseda.ru/index.php?id=8774 http://www.pravoslavie.by/catal.asp?id=9912&Session=110
17. Федотов Г. П (1886-1951) - русский философ, публицист, историк культуры, основоположник богословия культуры.
18. Белкин А.А.. Русские скоморохи. М.: Наука,1975,
19. Толстой Л.Н. Детство. Отрочество. Юность. - М., 1964.

Приложение

Алексей Елнатский

Андрей Юродивый, или Андрей Константинопольский — особо почитаемый на Руси юродивый

Василий Блаженный (1469—1552) — московский юродивый, один из самых известных святых Русской православной церкви

Евфросиния Колюпановская (ок. 1758—1855) — княжна Вяземская, оставившая императорский двор и ставшая юродивой

Иаков Боровичский († 1540) — боровицкий чудотворец

Иван Корейша (1783—1861)

Иоанн Московский (? — 1589) — московский юродивый

Иоанн Верхотурский (XVII век) — сибирский юродивый

Иоанн Милостивый (ростовский чудотворец) — (? — † 1581)

Иоанн (устюжский юродивый) († 1494) — устюжский юродивый

Исаакий Печерский († 1090) — первый известный юродивый на Руси, монах Киево-Печерского монастыря

Исидор Ростовский († 1474) — ростовский чудотворец, родом из Германии

Исидора Тавеннийская (IV век) — одна из первых юродивых

Киприан Суздальский

Ксения Петербургская

Максим Кавсокаливит († 1354)

Максим Московский († 1434)

Мария Дивеевская

Михаил Клопский (XV век) — родственник князя Дмитрия Донского

Миша-Самуил († 1907)

Николка Салос

ПаисийКиевский († 1893) — преподобный из Киево-Печерской лавры

Паша Саровская

Пелагея Дивеевская

Прокопий Вятский (1578—1627)

Прокопий Устюжский (? — † 1303) — святой-чудотворец, родом из Любека

Сайко, Афанасий Андреевич (1887—1967) — орловский старец, юродствовавший в середине XX века

Симон Блаженный († 1584) — святой из Юрьевца Поволжского.

Симеон Юродивый (VI век) — монах, отшельник и юродивый, живший в Сирии.

Стахий — ростовский юродивый.

Феодор Новгородский († 1392)

Феофил (Горенковский) († 1853) — иеросхимонах Киево-Печерской лавры

Фома Сирийский

1 . О. Ключевский “Русская история. Полный курс лекций” / Ростов-на-Дону. “Феникс”. 1998 г. Т. 1. Стр. 435.

2 . О. Ключевский “Русская история. Полный курс лекций” / Ростов-на-Дону. “Феникс”. 1998 г. Т. 1. Стр. 435.

3 “Христианство: энциклопедический словарь”. / Москва. Научное издательство “Большая Российская энциклопедия”. 1995 г. Т. 3. Стр. 286.

4 Житие Прокопия Устюжского. — В кн.: Памятники древней письменности, вып. С1П. СПб., 1893, с. 8.

5 Блаженный Василий, Христа ради юродивый. Ред.арх. А. Милеант, изд. хр. Покрова Пресвятой Богородицы,1996.

6 Л.Н. Желтова О житиях юродивых…. СПб, 2001

7 Желтова Е.В. О житиях юродивых…// Житие Андрея юродивого. СПб, 2001

8 . См. там же

9 Синдаловский Н.А. Санкт-Петербург: История в преданиях и легендах. - СПб., 2002.

10 См.там.же

11 Иванов С. А. “Византийское юродство”. / Москва. 1994 г. Стр. 4. // Сноска взята из книги Юдина А. В. “Русская народная духовная культура”. / Москва. “Высшая школа”. 1999 г. Стр. 253.

12 Желтова Е.В. О житиях юродивых…// СПб, 2001

13 Юдин А. В. “Русская народная духовная культура”. / Москва. “Высшая школа”. 1999 г. Стр. 255..

14 Юрков С.Е. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре. СПб, 2003.

ЮРОДИВЫЕ НА РУСИ

В житейском представлении юродство непременно связало с душевным или телесным убожеством. Юродивый с точки зрения пресловутого здравого смысла - обыкновенный дурачок. Это заблуждение, о чем не уставало твердить православное богословие. Св. Димитрий Ростовский в своих Четьих Минеях (они были настольной книгой многих поколений русских интеллигентов - от Ломоносова до Льва Толстого) поясняет, что юродство - «самоизвольное мученичество», маска, скрывающая добродетель. Богословие учит различать юродство природное и юродство добровольное, «Христа ради». Но быть может, эти наставления следует зачислить по разряду демагогии? Она сопутствует всякому творчеству, в том числе и богословствованию. Это, конечно, печально, но так уж устроено человечество. Для проверки обратимся к фактам.

Среди деятелей раннего старообрядчества был юродивый Афанасий. Протопоп Аввакум так писал о нем, своем любимом ученике, земляке–нижегородце и духовном сыне: «До иночества бродил босиком и зиму и лето… Плакать зело же был охотник: и ходит и плачет. А с кем молыт, и у него слово тихо и гладко, яко плачет». Весной 1665 г., когда Аввакум сидел в ссылке на Мезени, когда стало ясно, что царь Алексей Михайлович к старой вере не воротится, - тогда московской общине ревнителей древлего благочестия потребовались новые вожди. Выбор пал на юродивого Афанасия. Постригшись в каком–то северном монастыре, он стал иноком Авраамием - и тотчас взялся за перо. Он писал и прозу, и стихи (а книжная поэзия была тогда в Москве внове). Он хранил нелегальную рукописную библиотеку и архив московских старообрядцев. Все это было отобрано в феврале 1670 г., когда бывшего юродивого взяли под стражу. В заключении его держали строго, однако, по собственным его словам, «с караульщиками попризнался» и установил связи с единомышленниками. В тюрьме он ухитрился написать несколько сочинений, в частности знаменитую челобитную царю, непримиримый и резко обличительный тон которой решил его судьбу. В Великом посту 1672 г. на Болотной площади - против Кремля за Москвой–рекой, куда выходил государев сад, где казнили еретиков и преступников и устраивали кулачные потехи, - он был сожжен (по русскому обычаю, в срубе без крыши: у нас заботились о зрителях, не терзали их лицезрением смертных мучений и смертного безобразия).

Итак, юродивый Афанасий, он же инок Авраамий, принадлежал к типу не только душевно здоровых, но и интеллигентных юродивых. Интеллигентное юродство - не оксюморон и не парадокс. Юродство действительно было одной из форм интеллектуального критицизма (в качестве параллелей можно привести античных киников и мусульманских дервишей). Как Православие толкует это «самодовольное мученичество»?

Пассивная его часть, обращенная на себя, - это крайняя аскеза, самоуничижение, мнимое безумие, оскорбление и умерщвление плоти, основанное на буквальном толковании Нового Завета. «Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною; ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее; какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16: 24–26). Юродство - добровольно принимаемый подвиг из разряда так называемых «сверхзаконных», не предусмотренных иноческими уставами.

Активная сторона юродства заключается в обязанности «ругаться миру», обличая грехи сильных и слабых и не обращая внимания на общественные приличия. Более того: презрение к общественным приличиям составляет нечто вроде привилегии и непременного условия юродства, причем юродивый не считается с местом и временем, «ругаясь миру» даже в Божьем храме. Две стороны юродства, активная и пассивная, как бы уравновешивают и обусловливают одна другую: добровольное подвижничество, бездомность, нищета и нагота дают юродивому право обличать «горделивый и суетный мир». «Благодать почиет на худшем» - вот что имеет в виду юродивый. Из этого принципа вытекает особность его поведения.

Юродивый - актер, ибо наедине с собою он не юродствует. Днем он всегда на улице, на людях, в толпе - на сценической площадке. Для зрителя он надевает личину безумия, «глумится», как скоморох, «шалует». Если Церковь утверждает благообразие и благочиние, то юродство этому себя демонстративно противопоставляет. В Церкви слишком много вещественной, плотской красоты - в юродстве царит нарочитое безобразие. Церковь и смерть сделала красивой, переименовав ее в «успение», засыпание. Юродивый умирает неведомо где и когда. Он либо замерзает в стужу, как св. Прокопий Устюжский, либо просто скрывается с глаз людских.

Церковь апеллирует не столько к разуму, сколько к душе. Мысль в церковном обряде уступает место эмоции. Однако от стократного повторения вечные истины, на которых покоится обряд, тускнеют, эмоция охлаждается и превращается в обыденность. Зрелище юродства как бы обновляет вечные истины, оживляет страсть. Оно противостоит рутине.

Юродивый - главное, но не единственное лицо представления, которое разыгрывалось на площадях и улицах древнерусских городов. Юродивому нужен зритель, которому предназначена активная роль. Ведь юродивый - не только актер, но и режиссер. Он руководит толпою и превращает ее в марионетку, в некое подобие коллективного персонажа. Толпа из наблюдателя становится участником действа, реагирует непосредственно и страстно. Так рождается своеобразная игра.

Идеальный костюм юродивого - нагота. Обнажаясь, он надевает «белые ризы нетленной жизни». Голое тело больше всего терпит от зимнего холода и летнего зноя и наглядно свидетельствует о презрении к тленной плоти (отнюдь не случайно действие в Житиях русских юродивых протекает большею частью в зимнюю пору). Показательна в этом смысле иконография Василия Блаженного, или Василия Нагого. Он обычно изображается обнаженным, как и предписывается иконописными руководствами: «Наг весь, брада курчевата, в левой руке плат, правая молебна». В красках старались выразить и нравственную идею наготы - на образах Василий был «телом смугл от солнечного горевания».

Однако нагота двусмысленна. Это и «ангельский» символ души, и соблазн, безнравственность, олицетворение злой воли и бесовства (в готическом искусстве дьявол всегда изображается нагим). Этот «костюм» лицедея, как и его поступки, давал возможность выбора, для одних был соблазном, для других - спасением. Чтобы примирить наготу «Христа ради» и грех от созерцания плоти, юродивые пользуются паллиативами, например носят набедренную повязку. Среди паллиативов самый распространенный - рубаха. Это корпоративная примета, по которой юродивого сразу опознавали, как шута по колпаку с ослиными ушами, как скомороха по сопели. Как выглядела рубаха, можно судить хотя бы по Житию новгородского юродивого Арсения. Она «непотребная» и «многошвейная», лоскутная. Эта деталь напоминает костюм древних мимов, сшитый из разноцветных лохмотьев (ср. одежду итальянского арлекина). Юродивый действительно своего рода мим, потому что он играет молча, его спектакль - пантомима.

Идеальный язык юродивого - молчание. Однако безмолвие не позволяет (или затрудняет) выполнять функции общественного служения, и в этом еще одно противоречие юродства. Среди возложивших на себя вериги этого подвига были убежденные, упорные молчальники, но вообще это редкость. Обыкновенно юродивые как–то общаются со зрителем - по сугубо важным поводам, обличая или прорицая. Их высказывания либо ясны, либо невразумительны, но всегда кратки, это выкрики, междометия, афористические фразы. Рассказывая о юродивой Елене, которая предсказала смерть Лжедмитрию, голландец Исаак Масса в «Кратком известии о Московии» заметил: «Речи, которые она говорила против царя, были невелики, и их можно передать словами поэта: „И пока ты готовишь брачный чертог, рок вершит твою участь”». Замечательно, что в сентенциях юродивых, как и в пословицах, часты созвучия. «Ты не князь, а грязь», - говорил св. Михаил Клопский. Рифма должна была подчеркнуть особность высказываний юродивых, отличие их от косной речи толпы, мистический характер пророчеств и укоризн.

Развитием принципа молчания можно считать глоссолалию, косноязычное бормотание, «словеса мучные», которые произносил Андрей Цареградский. Его переводное Житие было популярно на Руси с домонгольских времен - в частности, по той причине, что в церковнославянском тексте он назван славянином, хотя в греческом оригинале именуется скифом. Эти «словеса» - сродни детскому языку, а детское «немотствование» встарь считалось средством общения с Богом. Это - пророческая традиция, восходящая к Книге Иеремии: «И я сказал: а–а–а, Господи! Я, как дитя, не умею говорить. Но Господь сказал мне: не говори „я дитя”, иди, куда я пошлю, и говори все, что прикажу» (цитирую по Вульгате). Между прочим, протянутое междометие «а» в качестве знака, указывающего на особность языка, употреблялось и в новейшей русской литературе. Словотворец и своего рода юродивый Хлебников (Асеев отнюдь не случайно в поэме «Маяковский начинается» назвал его «Достоевского Идиот») подписывал свои ранние прозаические опыты псевдонимом «АААА».

Юродивые многое заимствуют из фольклора - ведь они плоть от плоти народной культуры. Присущая им парадоксальность свойственна также персонажам сказок о дураках. Иван–дурак похож на юродивого тем, что он - самый умный из сказочных героев, а также тем, что мудрость его прикровенна. Если в начальных эпизодах сказки его противостояние миру выглядит как конфликт глупости и здравого смысла, то с течением сюжета выясняется, что глупость эта притворная или мнимая, а здравый смысл сродни плоскости или подлости. Отмечалось, что Иван–дурак - светская параллель юродивого Христа ради, равно как Иван–царевич - святого князя. Отмечалось также, что Иван–дурак, которому всегда суждена победа, не имеет аналогов в западноевропейском фольклоре. Равным образом и юродивых не знал католический мир.

Одна из форм протеста в юродстве - осмеяние порока и зла. Смех - опять–таки «сверхзаконное» средство, потому что в Православии он считался греховным. Еще Иоанн Златоуст, самый на Руси почитаемый из святых отцов, заметил, что в Евангелии Христос никогда не смеется. На исповеди нашим предкам предлагались вопросы о «смехе до слез», и на провинившихся в этом налагалась епитимья. Соответственно не смеются житийные герои. Исключение из этого правила делается редко; но оно всегда делается для юродивых. Вот два идущих подряд эпизода из Жития Василия Блаженного.

Однажды прохожие девицы посмеялись над наготой юродивого - и тотчас ослепли. Одна из них побрела, спотыкаясь, за блаженным и пала ему в ноги, умоляя о прощении и исцелении. Василий спросил: «Отселе не будешь ли паки смеятися невежественно?» Девица поклялась, что не будет, и Василий исцелил ее, а вслед за нею и остальных. Другая сцена перенесена в московскую корчму. Ее хозяин был зол и «ропотлив»: «Всем ругательно обычаем своим бесовским говорил: „Черт да поберет!”» Зашел в корчму жалкий пропойца, трясущийся с похмелья, вытащил медную монету и потребовал вина. Народу было великое множество, только поспевай подносить, и хозяин отмахнулся от пьяницы. Тот никак не отставал, и целовальник налил ему чарку: «Прими, пьяница, черт с тобою!» С этими словами в чарку скочил скорый на помине бес (заметил это, конечно, только провидец–юродивый). Пропойца поднял чарку левой рукой, а правой перекрестился. Тут бес, «палимый силою креста», выскочил из склянки и бросился вон из кабака. В голос захохотал Василий Блаженный, озадачив пьяную братию: «Почто плещет руками и смеется?» Пришлось ему рассказать о том, что было ему «явлено».

Эти рассказы - невысокого художественного качества. Но включение их в ткань повествования нельзя считать ни ошибкой, ни прихотью автора. Его привлекла общая для обоих рассказов тема смеха. Смехом начинается первый эпизод, смехом кончается второй. Получается цепное построение, вставленное в своеобразную рамку. Все это несет мировоззренческую нагрузку: грешным девицам смеяться нельзя, смехом они губят душу, а юродивому - можно, ибо на нем почиет благодать.

Осмеяние мира - это прежде всего дурачество, шутовство. Действительно, юродство тесно соприкасается с институтом шутов - и в поведении, и в философии. Основной постулат философии шута - тезис о том, что все дураки, а самый большой дурак тот, кто не знает, что он дурак. Кто сам себя признал дураком, перестает быть таковым. Иначе говоря, мир сплошь населен дураками, и единственный неподдельный мудрец - это юродивый, притворяющийся дураком. Его «мудрая глупость» всегда одерживала победу, осмеивая «глупую мудрость» филистерского мира.

Протестуя, юродивый выполняет обязанности обличителя и общественного заступника. Ему, естественно, необходимо народное признание: на Руси испокон веку косо глядели на самозваных учителей (хотя, к сожалению, часто ими обольщались, часто вверяли себя проходимцам). С православной точки зрения, самый дурной человек, которому нечего уповать на райское блаженство, - не душегуб и не разбойник с большой дороги, а тот, кто твердит: «Я все знаю, я всегда прав». С таким нельзя общаться, нужно повернуться к нему спиной - и бежать прочь.

Но ведь юродивый, в сущности, становится в ту же позу всеведения. Ему надлежит доказать право на него; аргументом выставляется абсолютное бескорыстие. Юродивый извергает себя из мира, порывает с ним все связи. Социальной и корпоративной приметой юродивого становится собака - символический знак отчуждения, известный по крайней мере со времен киников, которые вели поистине «собачью» жизнь (ее можно представить себе по анекдотам о Диогене Синопском, самом знаменитом из киников).

Вот первое появление на поприще юродства палестинского монаха аввы Симеона (его Житие, по которому русские подвижники «учились юродству», было хорошо известно нашим предкам в церковнославянском переводе; митрополитом Макарием в середине XVI в. оно было включено в «Великие Минеи Четьи» под 21 июля, когда празднуется память Симеона; я цитирую Житие в переводе с греческого, выполненном С. В. Поляковой, - для лучшего понимания). Вот первый публичный спектакль этого подвижника: «Честной Симеон, увидев на гноище перед стенами дохлую собаку, снял с себя веревочный пояс и, привязав его к лапе, побежал, волоча собаку за собой, и вошел в город через ворота, расположенные вблизи школы. Дети, заметив его, кричали: „Вот идет авва дурачок!” - и бросились за ним бежать, и били его».

Андрей Цареградский, приготовляясь почивать, отыскивал место, где лежали бродячие псы, и тут же укладывался, прогнав какого–нибудь из них. «Пес ты, и с псами выспался», - говорил он поутру. В Житии Прокопия Устюжскою этот мотив повторен и усилен. Была студеная зима, птицы застывали на лету, много людей до смерти замерзало, и нестерпимо тяжело стало Прокопию на церковной паперти. Тогда он пошел искать себе пристанища на ночь. «Пришел я в пустую постройку, и там в углу собаки лежат. И я лег среди них, чтобы согреться. Они же вскочили и убежали вон. Я же подумал про себя, что не только Бог и люди меня оставили, но что и псы мной гнушаются». Если юродивый снизошел до бездомных собак, то они не снизошли до юродивого.

В культуре православной Руси собака символизировала юродство. В культуре римско–католической Европы она была приметой шутовства, знаком позора. Среди средневековых наказаний одним из самых унизительных было избиение дохлой собакой. Юродивый становился в позу отверженного; шут был неприкасаемым По городскому праву шут приравнивался к палачу, и ему запрещалось селиться среди добропорядочных горожан.

Отчуждая себя от общества, подвижник как бы получает право обличать. Но он не призывает к социальным переменам; его протест не имеет ничего общего с бунтом, радикализмом или реформаторством. Юродивый не посягает на государственный порядок, он обличает людей, а не обстоятельства. Это, в сущности, резонер, консервативный моралист. Однако юродство, как всякий культурный феномен, не пребывает в неизменном, раз навсегда определенном состоянии. По источникам легко заметить, что общественная роль юродства возрастает в кризисные для Церкви времена. Нет ничего удивительного в том, что юродство расцветает при Иване Грозном, когда Церковь утратила самостоятельность, склонившись перед тираном, а затем в эпоху раскола, Классический юродивый - это протестующий одиночка. Такой тип обличителя вообще характерен для средневековья, для консервативного, медленно меняющегося общества. Но как только в XVII в. динамизм стал овладевать умами, как только началась переориентация Руси - на Запад, новизну, перемены, - юродивый перестал быть одиночкой, он превратился в человека партии, примкнув, конечно, к консервативному течению. Это произошло при патриархе Никоне. Ни один мало–мальски заметный и активный юродивый не принял его церковной реформы. Все они объединились вокруг протопопа Аввакума и его сподвижников. Одиночество уже не было абсолютным: в хоромах боярыни Морозовой жила маленькая община юродивых. Когда боярыню арестовали, власти ставили ей это в вину, В этой связи показательно, как резко менялось отношение к юродивым самого Никона. В мае 1652 г. Никон, тогда еще новгородский митрополит, сам отпевал юродивог? Василия, любимца царя Алексея Михайловича. Года через три на парадном обеде у патриарха единоверные иностранцы могли еще наблюдать юродивого Киприана (впоследствии казненного в Пустозерске, где он был посредником между «волей» и заточенным здесь Аввакумом). Но вскоре реформатор Никон стал отрицать юродивых как институт, предвосхитив рационалистическое неприятие их реформатором Петром I. В одном из старообрядческих сочинений на это прямо указано: «Он же, Никон, юродивых святых бешеными нарицал и на иконах их лика писать не велел».

Упрек «богоотметнику Никону», касающийся хулы на юродство Христа ради, не случаен. В потоке обличений ненавистного староверам патриарха это не мелочь, вспомянутая согласно поговорке «Всякая вина виновата». С точки зрения обвинителей, такой упрек чрезвычайно важен: заступаясь за юродство, они обороняли национальный тип культуры, подорванный церковной реформой. Более того, юродство стало для них чем–то вроде народной хоругви, которую они то и дело выставляли на всеобщее обозрение.

Когда Аввакума судили на соборе 1667 г. (на нем присутствовали два вселенских патриарха, Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский), он прибег к юродскому дурачеству. Аввакум вспоминает: «И я отошел ко дверям да набок повалился: „Посидите вы, а я полежу”, - говорю им. Так оне смеются: „Дурак де протопоп–от! И патриархов не почитает!”» Чтобы читатель правильно понял эту сцену, Аввакум дальше цитирует Первое послание апостола Павла к коринфянам: «И я говорю: мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестни, вы сильни, мы же немощни». Это одна из тех новозаветных фраз, которыми православное богословие обосновывает подвиг юродства.

Мы в состоянии представить, что конкретно имел в виду протопоп, когда он «набок повалился», что он хотел сказать своим гонителям. Этот жест расшифровывается с помощью Ветхого Завета. Аввакум подражал пророку Иезекиилю: «Ты же ложись на левый бок твой и положи на него беззаконие дома Израилева… Вторично ложись уже на правый бок, и сорок дней неси на себе беззаконие дома Иудина». По велению свыше Иезекииль обличал погрязших в преступлениях иудеев, предрекал им смерть от моровой язвы, голода и меча. Это предсказание повторил и Аввакум. О «моровом поветрии» (пережитой Москвою чуме) и «агарянском мече» как наказании за «Никоновы затейки» Аввакум писал царю еще в 1664 г., в первой своей челобитной. К этой теме он возвращался не раз и в пустозерской тюрьме: «Не явно ли то бысть в нашей Росии бедной: Разовщина - возмущение грех ради, и прежде того в Москве коломенская пагуба, и мор, и война, и иная многа. Отврати лице свое, Владыко, оттоле же Никон нача правоверие казити, оттоле вся злая постигоша ны и доселе».

То же упование на юродство находим в рассказе другого пустозерского страдальца, дьякона Федора (духовного сына Аввакума), о первом мученике за старую веру, епископе Павле Коломенском. В письме из заточения к сыну дьякон Федор писал, что Павла «Никон воровски обругал, сан сняв, и в ссылку сослал на Хутыню в монастырь Варлаама преподобного… Павел же тот, блаженный епископ, начал уродствовать Христа ради; Никон же уведав, и посла слуг своих тамо в новгородские пределы, идеже он ходя странствовал. Они же обретоша его в пусте месте идуща и похвативше его, яко волцы кроткую Христову овцу, и убиша его до смерти, и тело его сожгоша огнем».

Если даже дьякон Федор не знал правды о судьбе Павла (обстоятельства гибели его доныне остаются загадкой), если он передавал слухи, доверялся молве, то все равно его сообщением нельзя пренебрегать. Оно важно потому, что здесь сплетены воедино отеческие заветы, старая вера и юродство. Павел Коломенский, единственный русский архиерей, юродствует по двоякой причине. Это последняя возможность сохранить жизнь, ибо юродивый считался неприкосновенным. Это последний довод в защиту национальных устоев: епископ, чье пастырское слово презрели, обращается к народу «зрелищем странным и чудным».

Вообще, юродивый - неумолимый ригорист, который не признает смягчающих обстоятельств. Безнравственность для него всегда безнравственность, за кем бы она ни была замечена - за сильным или слабым. Поскольку юродивый протестует во имя гуманности, поскольку осуждает не пороки общественного устройства, а проступки против христианской морали, против Десятословия и Нагорной проповеди, не порядки, а лица, то ему в принципе все равно, кого обличать - нищего или вельможу. В высшей степени любопытно московское предание, которое еще в начале нынешнего столетия передавалось в первопрестольной из уст в уста, - о том, как Василий Блаженный опознал в нищем беса. Прося милостыню «Христа ради», тот бормотал эти слова скороговоркой, так что выходило «ста ради», «ста ради», - не ради Бога, а ради денег, ради «ста» (копеек или рублей). Здесь противопоставлены юродивый, истинный подвижник «Христа ради», и нищий, сребролюбец «ста ради».

Антитезой этой легенде можно считать рассказ о купце «в красных ризах», которому Василий насыпал полную полу золота - отдал щедрую царскую милостыню. «Царь же усомнился о святом… что не нищим раздал его, но купцу, и призвал к себе святого и вопросил о данном ему злате». Разумеется, тотчас выяснилось, что купец разорился, что у него только «светлая купеческая одежда» и осталась, что он–то и есть подлинный нищий. Нет сомнения, что контрастность этих рассказов призвана подчеркнуть асоциальность уродства.

Но если юродивому все равно, кого обличать, то он должен обличать и царя, ибо исключений в протесте нет. Более того, царя он должен обличать чаще и суровее, потому что преступления царя и заметнее, и ужаснее по своим последствиям. В таком случае моралистический по форме протест достигает максимальной социальной остроты. Русские Жития и другие источники фиксируют обличения царей особенно внимательно. Иные из них относятся к сфере чистого вымысла, иные вполне достоверны. Однако и легенды, и факты слагаются в определенный культурный стереотип, возросший на почве национальных традиций.

Одной из черт этого стереотипа было представление о возможности и даже обязательности прямого контакта юродивого и монарха. Это представление сродни извечной крестьянской мечте о встрече простолюдина и справедливого царя, ярко отображенной в бытовых сказках. Насколько оно укоренилось в сознании древнерусского человека, ясно из рассказа о юродивом Киприане. «Был тогда и дивный Киприан, который перед миром был юродивым и глупым, а перед Богом - премудрым и благоразумным; он вел столь святое и подвижническое житие, что и сам монарх его знал и за премногую добродетель зело любил. Многажды, когда царь на своей колеснице выезжал для раздачи милостыни, дивный Киприан, бродивший в одной рубахе, прицеплялся к колеснице и ездил с царем».

Это - переложение из «Винограда Российского», который сочинялся спустя полвека после казни Киприана, но мы имеем все основания верить в то, что рассказ - не выдумка. На оригинале третьей челобитной Аввакума, посланной из холмогорской ссылки, есть такая приписка какого–то дьяка или подьячего: «Сию челобитную подал великому государю Киприян, Христа ради уродивый, во 173 (1664) году, ноября в 21 день». Следовательно, Аввакум был прекрасно осведомлен об особых отношениях Киприана с царем Алексеем Михайловичем, знал, что Киприан найдет возможность передать, а государь не откажется принять послание опального протопопа.

По всей видимости, Аввакум полагал, что переданная юродивым челобитная выражает уже не его только мнение, но мнение народное. Кроме того, Алексею Михайловичу по сану надлежало почитать «Божьих людей»; была надежда, что это также подействует.

В самом деле, в особом помещении дворца, возле царских покоев, на полном попечении и содержании государя жили верховые богомольцы (дворец назывался в просторечии Верхом, потому что был двухэтажный, или, по–старинному, двупрясельный; во втором прясле и пребывал монарх с семьей). «Особенное уважение государя к этим старцам простиралось до того, - пишет И. Е. Забелин в замечательной книге «Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях”», - что государь сам нередко бывал на их погребении, которое всегда отправлялось с большою церемониею, обыкновенно в Богоявленском монастыре в Троицком Кремлевском подворье… Верховые богомольцы назывались также и верховыми нищими, в числе их были и юродивые. Царица и взрослые царевны имели также при своих комнатах верховых богомолиц и юродивых».

Эта демонстративная близость монарха и юродивого восходит к древнейшему культурному архетипу, отождествлявшему царя и изгоя - раба, прокаженного, нищего, шута (об этом есть много материалов в «Золотой ветви» Дж. Фрэзера). За такое отождествление иногда приходилось платить жизнью. На время римских сатурналий царем избирался раб. Все беспрекословно подчинялись ему, но он знал, что по окончании праздника ему предстоит стать кровавой жертвой. На пороге нашей эры «игру в царя» культивировали легионеры, и роль царя–изгоя часто исполнял осужденный на смерть преступник. Отголосок этой жестокой традиции запечатлен в Евангелии - в том фрагменте, где римские воины провозгласили Христа царем (цитирую по Матфею): «Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздевши Его, надели на Него багряницу. И, сплетши венок из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: „Радуйся, Царь Иудейский!” И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие». В Европе эта древнейшая традиция была очень живуча. До XVII в. здесь были в ходу своего рода шутовские фестивали с выборным пародийным королем.

В русскую придворную культуру модификации этого архетипа пришли из Константинополя. Византийский император, появляясь перед подданными, держал в руках не только символы власти, но также «акакию» - мешочек с пылью, напоминавший о ничтожестве бренного человека. Как бы подражая Христу, император раз в год омывал ноги нескольким константинопольским нищим. То же делал и Патриарх всея Руси (у нас патриаршество было учреждено в 1589 г.). Что касается царя, то в сочельник, часа за четыре до рассвета, он посещал московские тюрьмы и богадельни и жаловал тамошних обитателей. Эти выходы были регулярными, маршрут и ритуал их практически не менялся. Народ знал, где и когда государь общается с последними из своих подданных.

Отзвуки идеи о тождестве царя и изгоя есть и в древнерусском юродстве. В Житии Арсения Новгородского изложена местная легенда, согласно которой Иван Грозный с царевичами предложил Арсению выбрать себе «на прокорм» какое–нибудь село или городок. «Я–то выбрал, да дадите ли мне?» Они обещались дать. Тогда Арсений предъявил непомерное требование: «Дайте мне на пропитание сей Великий Новгород, и хватит с меня». Царь понял это буквально и смутился, не желая ни слова нарушить, ни отдать Новгород Арсению. Тот сказал: «Хотите или нет, а я приемлю город». Арсений говорил иносказательно; ему не надобны земные блага. Одно ему дорого - бродить в лоскутном рубище по Новгороду, юродствовать на площадях. Это в его воле и власти, и этого никто ни дать, ни отнять не может.

Арсений словно меняется местами с Иваном Грозным, юродивый становится выше царя. Грозный не в состоянии пожаловать Новгородом Арсения - значит, власть Грозного не безгранична, не абсолютна. Истинный «державец» города - бездомный скиталец. Важна оговорка автора Жития, касающаяся «неразумия» царя с царевичами. Юродивого, поясняет автор, понимает лишь тот, у кого «цел ум». Если Грозный не уразумел иносказания Арсения - значит, монарх не «целоумен», он мнимый мудрец, а бродячий дурак - мудрец настоящий. Все это имеет прямое отношение к «перемене мест».

Имущество подданных принадлежит царю; он распоряжается им, как ему заблагорассудится. Но точно так же имущество подданных принадлежит юродивому. «Если же кто из них, - рассказывает англичанин Джильс Флетчер, посетивший Россию в царствование Федора Иоанновича, - проходя мимо лавки, возьмет что–нибудь из товаров, для отдачи куда ему вздумается, то купец, у которого он таким образом что–либо взял, почтет себя весьма любимым Богом и угодным святому мужу». Царь - помазанник Божий, а юродивый - сосуд благодати, Божий избранник, единственный мудрец в «объюродевшем», обезумевшем мире. Напомню в этой связи знаменитый кинический силлогизм Диогена Синопского: «Все принадлежит богам. Мудрецы - друзья богов, а у друзей все общее. Следовательно, все принадлежит мудрецам».

При Грозном в Пскове жил Никола Салос (по–гречески это слово и означает «юродивый»). Русские и чужеземные источники единогласно отводят ему роль спасителя Пскова от царского гнева. По одним сведениям, Никола предсказал, что падет царев аргамак (так и случилось), по другим - просто «жестокими словами» поносил Грозного. Предоставим слово англичанину Джерому Горсею, который приехал в Россию в 1573 г., спустя три года после опричного похода на Новгород и Псков.

«В Пскове был тогда один юродивый, которого тамошние жители считали пророком. Этот обманщик, или колдун, по имени Никола Святой, встретил царя смелыми укоризнами и заклинаниями, называя его кровопийцею, пожирателем христианского мяса, и клялся, что царь будет поражен громом, если он или кто–нибудь из его воинов коснется во гневе хотя единого волоса на голове последнего ребенка в Пскове; что ангел Божий хранит Псков для лучшей участи, а не на разграбление, и что царь должен выйти из города прежде, чем Божий гнев разразится в огненной туче, которая, как он сам может видеть, висит над его головой (ибо в эту минуту была сильная и мрачная буря). Царь содрогнулся от этих слов и просил сю молиться об избавлении его и прощении ему его жестоких замыслов. (Я видел этого негодного обманщика, или колдуна: и зимой и летом он ходил голый, вынося и зной, и мороз. Посредством волшебных очарований дьявола он делал много чудесных вещей. Его боялись и уважали как государь, так и народ, который всюду за ним следовал)».

Как видим, Горсей излагает еще одну версию. На ее легендарность указал еще?. М. Карамзин в «Истории государства Российского»: «Но это было зимою, а зимние тучи не громоносны». Но в любом случае записки Горсея чрезвычайно» важны. Во–первых, это единственный из иностранных авторов, кто своими глазами наблюдал Николу Псковского. Во–вторых, следует обратить внимание на то, что юродивый бранил Грозного кровопийцей и пожирателем христианского мяса. Эта мимолетная фраза - источник того парадоксального жеста, который народная молва вскоре навечно связала с Николой Салосом и Грозным.

Флетчер, побывавший в Москве через шестнадцать лет после Горсея, услышал и записал уже окончательный, отшлифованный вариант легенды. По Флетчеру, Грозный пожаловал Николу каким–то подарком. В ответ юродивый прислал царю кусок сырого мяса. Царь простодушно удивился: ведь был пост, а не мясоед. Тогда Никола сообщил разгадку: «Да разве Ивашка думает… что съесть постом кусок мяса какого–нибудь животного грешно, а нет греха есть столько людей, сколько он уже съел?» Этот парадокс увенчал здание легенды и стал каноническим в картинах юродского протеста. Приуроченный к опричному погрому Новгорода, он вошел в Житие Василия Блаженного (хотя тот умер значительно раньше). Василий будто бы позвал царя Ивана в убогий вертеп под волховским мостом и предложил гостю «скляницу крови и часть сырого мяса».

Обличения царя юродивым, по всей видимости, нельзя считать случайностью. Скорее это была система. Народ ждал их, и юродивые не обманывали его ожиданий. Церковная реформа Никона и укрепление абсолютизма означали закат юродства. Однако власти все же не решались открыто выступить против этого издревле вкоренившегося в национальное самосознание феномена. Прямой удар по юродству нанес только Петр I.

Если в ого молодые годы, при последнем патриархе Адриане, юродство Христа ради еще более или менее уважалось Церковью (так, в 1698 г. были открыты мощи Максима Московского, подвизавшегося в XV в.), то в период преобразований ему было отказано в праве на существование. Петр всех юродивых его времени объявил «притворно беснующимися». Дело не кончилось рационалистическим неприятием юродства. Были предписаны репрессивные меры. В одном из типичных документов эпохи - в «обещании, чинимом архиереями при поставлении их в сей чин» (1716 г.) читаем: «Паки обещаваюся притворных беснующих, в колтунах, босых и в рубашках ходящих, не точию наказывать, но и градскому суду отсылать». Репрессивный мотив постоянно звучит в узаконениях петровского, а потом аннинского времени. Так, в 1737 г. Синод приказал отыскивать, ловить и «отсылать в светский суд» разных «суеверцев», в том числе «притворных юродцев и босых и с колтунами». Если в XVII в. юродивых губили за дерзкие речи, то в XVIII в. хватали уже за колтуны и наготу, то есть за самый юродский облик.

Но юродство было очень живучим. Как только обстроился Петербург, юродивые появились в новой столице (недавно была канонизована Ксения Петербургская, начавшая юродствовать при императрице Елизавете Петровне). Они бродили по российским градам и весям и позже - их описывали Тургенев, Лев Толстой, Бунин. Встречаются они и в наше время.

В петербургский период возникло явление, которое можно назвать светским вариантом юродства. От него - бескомпромиссная совестливость русской классики, которая не уставала обличать зло и кривду, торжествующие в жизни. Суд над ними был тем строже, тем авторитетнее, чем чище в нравственном отношении, чем бескорыстнее был судия.