Тема 2. Специфика философского знания

Философия - теоретическое знание. Теоретическая установка. «Философская пауза». Сущность и явление. Субъект и объект. Метафизика. Рефлексия.

Философия - это знание теоретическое, то есть опирающееся на разум (логические рассуждения), оперирующее категориями для прояснения познаваемой реальности. Как мы видели из предыдущего блока информации, для развития, творческого роста каждый человек должен совершить философский акт выхода за пределы собственной субъективности. Это возможно за счет освоение теоретического способа видения реальности. Теоретическая установка действительно меняет наше отношение к действительности, меняет даже в такой степени, что мы начинаем воспринимать действительность совершенно другим способом, понимать ее более целостно, с учетом скрытых связей между вещами и событиями, с учетом фундаментальной связности всех аспектов бытия. Теоретическая установка учит нас разделять вещь и название вещи, событие и его языковой оформление, объект и его отражение в сознании. Поэтому философию часто определяли в качестве мышления в понятиях. Теоретическое мышление - это оформление познаваемой действительности в абстрактных понятиях, суждениях и умозаключениях.

Зачем это нужно? Дело в том, что мир вокруг нас чрезвычайно динамичен. «Все течет, все меняется» полагал древнегреческий философ Гераклит. В результате наше восприятие постоянно зависит от изменяющихся обстоятельств. Более того, наши поступки обуславливаются постоянной сменой различных внешних обстоятельств. Мы начинаем подчиняться внешней реальности, превращаемся в конформистов. Но у человека, в отличие от животных, есть возможность «философской паузы», фундаментальной остановки за счет мышления. Животное только адаптируется к действительности, человек же может ее творческий менять, конструировать в своем сознании и менять в соответствии с идеальным образцом, построенным изначально лишь в сознании. Построение в сознании идеального образца - это первый шаг теоретического (сверхчувственного, разумного) мышления, а также условие свободного творческого интеллектуального акта. Теоретичность философии проявляется в построении абстрактных интеллектуальных систем, через которые мы можем понять скрытые аспекты бытия, универсальные связи всех элементов существования, универсальные законы развития, одинаково проявляющиеся в человеке, технике, природе. Таким образом, теоретическое мышление приводит нас к выделению такого понятия как «сущность» . Сущность - это то, что имеет универсальное значение, несмотря на все изменения. Сущность - это то, что сохраняется при всех изменениях объекта. Мы встречаемся с сущность тогда, когда впервые начинаем в школе учить определения. В определении того или иного объекта, явления авторы всегда закладывают возможность знания и выделения сущности познаваемого объекта. Таким образом, существует такая вещь как стол. Он существует в бесконечных вариациях, воплощениях. Но все возможные столы имеют между собой что-то общее. Это общее и делает их столами, без него они перестали бы носить это определенное имя (понятие). Понимание стола на уровне сущности выводит нас с субъективной картинки этого предмета (она у всех разная) на уровень философский, интерсубъективный, на уровень общего, которое рождается во взаимных рассуждениях и уточнениях того, что мы имеем в виду, когда говорим слово «стол».

Для навыка теоретического мышления следует научиться выделять сущность познаваемого объекта: сущность вещи, сущность человека, сущность события. Философской проблемой является то, где мы берем сущность: она выделяется из совокупности подобных объектов (например, при исследовании многочисленных вариантов столов, мы выделяем сущность на основании того, что во всех этих столах всегда встречается), либо, мы сами конструируем сущность на основе логического оформления и выделения сущности, через понятие, категорию.

Различение сущности (понятие «стол») и явления (стол как вещь) - основа теоретического мышления. Научиться теоретически мыслить означает научиться посредством понятий переходить от абстрактного к конкретному, то есть от предельных философских конструкций к анализу конкретных ситуаций для раскрытия их сущности (ориентация на общее, которое является условием взаимопонимания людей друг другом, основой интерсубъективности).

Философия выступает формой постижения действительности, которая задействует рефлексию. Философия может использовать научные факты, достижения других наук. Эксперимент в качестве способа исследования, характерного для философского исследования, назвать нельзя.

За счет чего философии удается выйти за пределы системы повседневности, распознать ее системность, упорядоченность, выделить в ней элементы неопределенности и закономерности?

Чтобы проделывать операции познания повседневности необходимо обладать навыками абстрактного мышления. Абстрактное мышление выступает основой того, что определило вектор развития западноевропейской культуры, а именно, теоретического мышления .

Теория (theoria - с греч. «рассмотрение», «созерцание») - это установка по отношению к миру, состоящая в отвлечении (абстрагировании) от его непосредственных, повседневных аспектов и мыслительная концентрация на сверхчувственных основаниях бытия. Так философию определяет великий греческий философ Аристотель, как учение «об определенных началах и причинах». Первые начала и причины - есть основания, к которым относится все существующее. Поиск таких оснований получил название «метафизика» (от греч. - «то, что после физики »), которая становится стержнем философского знания.

Теоретическая установка по отношению к миру становится ведущей в осмыслении различных аспектов отношения человека и мира. «Следствием ее стало рождение, прорыв совершенно нового рода духовной структуры, быстро развившейся в систематически законченное культурное образование; греки назвали его философией. В правильном переводе, в изначальном смысле своем это обозначает не что иное, как универсальную науку, науку о мировом целом, о всеохватном единстве всего сущего. Очень скоро интерес к целому, а, следовательно, и вопрос о всеохватном становлении и бытии в становлении стал делиться по отношению к всеобщим формам и регионам бытия, и, таким образом, философия, единая наука, разветвилась на многообразные частные науки» .

Теоретическая установка по отношению к миру, в отличие от естественной установки, концентрирует мышление, внимание, поступки на устойчивых аспектах бытия, рациональных причинах и основаниях. Это позволяет философскому знанию выйти за пределы наличной представленности вещей и событий. Понятия философии - это понятия предельные, схватывающие сущность (устойчивый смысл) того или иного процесса: природа, бытие, культура, сущность, причина, нравственность. Они фигурируют в культуре как устойчивые ценности, воспроизводящиеся в обществе.

«Человек», «мир», «природа» - все это «абстрактные» (отвлеченные) понятия (идеи). Их нельзя фиксировать обычным восприятием. Они возможны на основе теоретического мышления. «Человек» как таковой присутствует в каждом отдельном человеке качеством человечности, то есть определенными свойствами, которые воплощает каждый из нас. Соответственно данное качество выходит за рамки повседневности, позволяет увидеть системные качества людей, воспроизводимые от общества к обществу, от культуры к культуре. Такой способ мышления усматривает в явлениях общее и особенное. Философия как теоретическая установка, фиксирующая основания бытия, направлена на осознание, тематизацию повседневности. Философское осмысление повседневности дает возможность изменить свое отношение к ней, скорректировать свои поступки, осознать место, занимаемое человеком в ее структуре.

Теоретическая установка человека по отношению к миру, возникшая вместе с философией и наиболее полно в ней реализующаяся, основывается на рефлексии. Рефлексия (лат. reflexio — обращение назад, отражение) - основной метод философского знания . Он состоит в обращении к основаниям мышления, поступков, деятельности. Любой процесс всегда динамичен. Его аспекты связаны с неповторимыми элементами. Схватывание динамичности и устойчивости возможно за счет обращения к системным характеристикам, устойчивым аспектам бытия. Сама изменчивость людей, событий всегда содержит аспект новизны и аспект повторения. Сущностное рассмотрение повседневных событий - есть рефлексия над предельными основаниями. Каждый человек, обладая самосознанием, может осмыслять свои действия, отслеживать сам процесс своих переживаний и мыслей. Это и есть рефлексия - «обращение назад». Она включает в себя размышление и осознание происходящего вокруг, основывается на моменте отвлечения сознания от наличной повседневности, имеет в себе своего рода остановку, паузу в повседневном ритме жизнедеятельности. Рефлексия - это условие создания в своем сознании таких идеальных объектов (образ себя, проект государства, проект рекламной компании, идея картины, фильма, статьи, рассказа), которых еще нет в реальности. Соответственно, освоение рефлексии дает импульс творческому мышлению и самореализации. За счет рефлексии мы можем осознавать обусловленность наших мыслей, поступков массовыми стереотипами, историческими событиями, культурными образцами, продуктами массовой культуры.

Так, большинство людей смотрят на природу, читают книги, ищут информацию в интернете. Они познают мир. Но во всех этих способах получения знания проявляется момент случайности и текучести наших знаний. Чтобы найти критерий того, какой знание отличается истинностью, необходимо задаться философским вопросом «Что есть знание?». Для этого в каком-то смысле надо перестать познавать мир, остановить саму деятельность познания и сконцентрировать свое мышление и внимание на самих процессах получения знания, на самой деятельности разума и чувств, в тот момент, когда они обрабатывают информацию о каком-либо объекте.

Философия как теория, рефлексия - это мышление в предельных понятиях, обращенное к своим собственным основаниям. Рефлексия - есть метод философии. Рефлексия над предельными основаниями повседневности, культуры, истории, деятельности, поступков, сознания - основной предмет философии. В классической философии рефлексия связывается с сущностью разума, мышления как процесса. Соответственно рефлексия понимается как мышление о мышлении, то есть мысленное усмотрение закономерностей функционирования разума. Сама по себе постановка такой задачи выводит человека на уровень той предельной универсальности, к которой стремится теоретическая установка. Разум здесь берется как набор устойчивых компонент, действующий вполне определенным способом. Как считал И. Кант, нужно исследовать структуру разума, чтобы осмыслить то, что человек вообще может знать. «Что я могу знать?», - так звучал философский вопрос И. Канта.

В современной философии рефлексия распространяется на познание нерефлексивных и дорефлексивных элементов повседневности, в которую погружен человек. Язык, социальность, культура, бытие, телесность - это феномены, с которыми человек идентичен, без которых он не существует. Он включен в их ткань, он выступает частью системы. За счет философской рефлексии мы получаем возможность отвлечься от непосредственной реализации дорефлексивных компонентов опыта и мысленно сконцентрироваться на их реализации в повседневном бытии людей.

Таким образом, рефлексия выступает основой философского познания действительности, самопознания, познания социальной реальности. В рефлексии реализуется основа теоретического мышления - различение предмета и мысли о нем. На философском языке, это означает различие «субъекта» (тот, кто мыслит) и «объекта» (то, о чем мыслят), различие между предметом мысли и опыта и самой мыслью и опытом. Философская рефлексия является не просто осознанием себя, а именно исследованием основ, логики функционирования феноменов, связанных с мышлением, деятельностью, поступками, телесностью, социальностью, языком.

В связи с философской рефлексией, ее предельным уровнем исследовательского погружения в реальность, основной функцией философии можно назвать раскрытие в повседневности, в человеке как части бытия бытийной (сущностной, устойчивой) структуры, оформляющей все многообразие мира, природы, культуры и общества, обеспечивающей воспроизводимость социальных практик, универсальных культурных ценностей.

Литература

1. Хайдеггер М. Основные понятия метафизики / Режим доступа: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Heidegg/_Osn_Metafiz.php

2. Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии / Режим доступа: http://elenakosilova.narod.ru/t/grundprobleme.htm

3. Ницше Ф. О будущности наших образовательных учреждений / Режим доступа: http://royallib.com/read/nitsshe_fridrih/o_budushchnosti_nashih_obrazovatelnih_uchregdeniy.html#0

4. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия / Режим доступа: http://www.philosophy.ru/library/husserl/gus_cris.html

5. Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? / Режим доступа: http://psylib.org.ua/books/orteg01/index.htm

6. Вандельфейс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности / Режим доступа: http://ec-dejavu.ru/d/Daily.html

7. Шюц А. Структура повседневного мышления / Режим доступа: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000918/st000.shtml

8. Мамардашвили М. К. Введение в философию / Режим доступа: http://www.philosophy.ru/library/mmk/vved.html

9. Мамардашвили М.К. Философия - это сознание вслух / Режим доступа: http://www.philosophy.ru/library/mmk/vsluh.html

Рефлексия - принцип философского мышления, направленный на осмысление и обоснование собственных предпосылок, требующий обращения сознания на себя. http://www.slovopedia.com/6/208/771048.html Рефлексировать означает анализировать, продумывать, размышлять.

Теоретическая философия (онтология, гносеология, феноменология)

Теоретическая философия – это целый блок разнообразных отраслей философского знания. Он включает в себя, прежде всего, Онтологию (знание о мире, пространстве, времени и движении), Гносеологию (учение о познании, истине, правде, лжи), феноменологию (теорию о сознании и восприятии мира, знания и самого себя).

Теоретическая философия охватывает учения, начиная от проблемы Бытия мира и до феномена человеческого разума. Серьезно огрубляя проблему, можно заявить, что теоретическая философия отвечает на три вопроса: Что есть мир? Что человек может знать о Мире? Каковы границы моего «Я» в этом мире и знании о нем? Дисциплин (или отраслей) теоретической философии – великое множество, но наиглавнейшие те, которые перечислены выше. Приведем подробные их определения.

«ОНТОЛОГИЯ (греч. on, ontos - сущее, logos - учение) - учение о бытии:

в классической философии - учение о бытии как таковом, выступающее (наряду с гносеологией, антропологией и др.) базовым компонентом философской системы; в современной неклассической философии - интерпретации способов бытия с нефиксированным статусом. Термин "О." был введен Р. Гоклениусом ("Философский лексикон", 1613) и - параллельно - И. Клаубергом, введшим его (в варианте "онтософия") в качестве эквивалента понятию "метафизика" ("Metaphysika de ente, quae rectus Ontosophia", 1656); … объективно, любое философское учение в рамках традиции включало в себя онтологический компонент, фундирующий его в качестве целостной системы. В классической философии О., как правило, содержательно совпадает с метафизикой».

Ключевые понятия Онтологии – это Пространство, Время и Движение. Есть и понятия высокого класса – метакатегории. Таковыми выступают: Бытие мира и Бытиев мире . При помощи этих пяти понятий философская мысль обнимает все многообразие окружающего мира: от Галактик до молекул и кварков. Ведь всем объектам окружающего нас бытия характерно: Пространство (то, где существует объект), Движение (при помощи чего видно существование объекта) и Время (то, что фиксирует длительность бытия объекта). Особым успехом в онтологии пользуется парадокс границы между Бытием и Не бытием, переход от существующего в область несуществующего. Иногда объясняемом под терминами «Жизнь» и «Смерть» . «ГНОСЕОЛОГИЯ (греч. gnosis - знание, logos - учение) - философская дисциплина, занимающаяся исследованиями, критикой и теориями познания, - теория познания как таковая. В отличие от эпистемологии, Г. рассматривает процесс познания с точки зрения отношений субъекта познания (исследователя) к объекту познания (исследуемому объекту) или в категориальной оппозиции "субъект - объект". Основная гносеологическая схема анализа познания включает субъекта, наделенного сознанием и волей, и противостоящий ему объект природы, независимый от сознания и воли субъекта и связанный с ним только познавательным (или праксео-познавательным) отношением. Основной круг гносеологической проблематики очерчивается посредством таких проблем, как интерпретация субъекта и объекта познания, структура познавательного процесса, проблема истины и ее критерия, проблема форм и методов познания и др.»

Гносеология - важнейшая составляющая философии, она показывает философу, какие критерии есть для лжи, а какие для истины, как увидеть заблуждение и отличить его от правды. Гносеология фактически повторяет подвиг барона Мюнхгаузена, когда он вытащил самого себя (вместе с лошадью) из болота за собственную косицу. Гносеология в ее классическом изложении имеет две действующие силы: Субъект (тот, кто познает) и Объект (то, что познается или тот, кто познается). Непростая история их взаимоотношений, подводные камни и ловушки нашей системы познания - все это изучается в гносеологии. И не просто изучается, но и формулируются рекомендации по совершенствованию познавательных практик. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ – особая область философии, познающая возможности человеческого сознания к усвоению информации об окружающем мире и самом себе.

Не секрет, что мы видим мир не таким, какой он есть на самом деле, а таким, каким его себе представляем или, говоря на языке философии, интерпретируем. Мы говорим, споткнувшись о камень, – «Плохой камень». Но разве камень может быть плохим или хорошим, исходя из своей каменистости? Он таковым выступает, исходя из нашей человечности. Феноменология помогает выявить, образно говоря, сферу каменистости камня и область его человечности (а есть еще сферы общества, искусства, истории, этики…). Феноменология поможет найти гармонию этих сфер между собой, но таким образом, чтобы не пострадала истина. Причем, истина как объективная (существующая вне нашего желания или власти), так и субъективная (присущая только нам). Камень – пример простой, а как быть с феноменом Бога? Совести? Морали? Власти? Ведь это важнейшие стороны нашей жизни, причем требующие безусловной и безошибочной истинности. Феноменология показывает границы нашего освоения мира. Еще раз подчеркну, не ПОНИМАНИЯ (знания, узнавания, отделенного от своего «Я» разумом и логикой), а ОСВОЕНИЯ (знания, оценки, усвоения, интеграции в жизнь, превращения знания в часть своего «Я»).

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ - термин, часто встречающийся у многих философов, но особое значение он приобрел в феноменологической концепции русского мыслителя Г.Г. Шпета , который различает три употребления термина «теория». Первое значение связано с объяснением и отличается от фактического знания, выполняющего описательную функцию. Теория в этом случае есть «технический термин», «под ним разумеют проверенное, приведенное в систему с помощью гипотезы знание. В этом значении теоретическое противополагается, а) фактическому и гипотетическому, b) здравому смыслу, с) вообще данному через посредство чувственного восприятия». Данное употребление напоминает смысл термина «теория» в новейших методологических исследованиях, где теоретическое противопоставляется эмпирическому со строгим разделением функций объяснения и описания. Эмпирический уровень феноменологически достоверен и является базисным по отношению к теоретическому. Теоретический уровень систематически доказателен, законоподобен, выявляет сущность эмпирических явлений в форме теорий, гипотетико-дедуктивных построений. Связь между обоими уровнями обеспечивается правилами логики. Такая модель соотношения теоретического и эмпирического перенимается из естественнонаучного познания. И, следовательно, так понимаемое теоретическое не может быть использовано в философии без утраты последней своей специфики.

Второй смысл теоретического, согласно Шпету, противопоставляется прикладному и техническому. Так, трактуемое теоретическое имеет место в философии. Уже у Аристотеля и Платона можно обнаружить такое употребление данного термина. Используется он и Кантом . У Канта теоретическое фигурирует как необходимо присущая подлинной науке форма знания, она фактически существует в науке и в философии. «Этот вид знания, — писал Кант, — надо рассматривать в известном смысле как данный, метафизика существует если не как наука, то, во всяком случае, как природная склонность [человека]». Такая метафизика, как известно, не соответствовала, по Канту, идеалу строгой — аподиктической науки — науки, как знанию доказательному, всеобщему и необходимому. Аподиктическая наука включает в себя признаки выделяемого Шпетом первого смысла термина «теория», и образ ее создан из наиболее существенных черт теории математического естествознания. Кант считал, что реформированная метафизика возможна в том случае, если будут выявлены и реализованы соответствующие условия, способствующие обретению ею свойств аподиктической науки. В настоящее время хорошо известно, что подведение философии (да и всех других дисциплин, не относящихся к математике и естествознанию) под идеал теорий математического естествознания может привести лишь к нивелированию специфики философского знания, к чему и пришли позитивисты в своих наиболее методологически последовательных концепциях.

И наконец, третий смысл термина «теория» выявляется при сопоставлении ее с действительностью. Т.ф. изучает действительность в целом или ее фрагменты. Она отличается от конкретных наук предметом и методами познания, изучает принципы, первоначала бытия. Ее метод — интеллектуальная интуиция. Философия противостоит в этом случае опытным наукам, т.к. в них знания приобретаются с помощью эмпирической интуиции, чувственного восприятия, созерцания, а в Т.ф. — с помощью идеальной интуиции, умозрения, спекуляции. «Построение философской системы на плечах философских начал, — рассуждает Шпет, — приводит к метафизическим системам, а сами начала в качестве принципов могут быть выдвинуты как объект особого внимания. Таким образом, философия разделяется на принципы и метафизику. (Принципы должны быть понимаемы здесь как подлинные начала, поэтому они не должны быть непременно общими рациональными положениями, из которых будто бы можно «вывести» остальное философское знание или метафизику.) В то время как метафизика может быть значима во втором из приведенных значений (знание о бытии вообще), начала должны быть теоретическим знанием до построения теорий в значении втором и первом. Речь идет, следовательно, о «спекулятивных принципах». Так как в большинстве методо-логических программ научная теория трактуется в первом смысле, то шпетовское понимание Т.ф. является знанием дотеоре- тическим. Это, на первый взгляд, парадоксальная формула. На самом же деле противоречия в ней нет, т.к. термин «теория» в первом и во втором случаях используется в разных значениях. Философское знание есть чистое теоретическое знание, не зависящее от опыта. «Это — правда, что ни чувственный опьгг, ни рассудок, ни опьгг в оковах рассудка, нам жизненного и полного не дают. Но сквозь пестроту чувственной данности, сквозь порядок интеллектуальной интуиции, пробиваемся мы к живой душе всего сущего, ухватывая ее в своеобразной, — позволю себе назвать это — интеллигибельной интуиции, обнажающей не только слова и понятия, но самые вещи, и дающей уразуметь подлинное в его подлинности, цельное в его целостности, и полное в его полноте. Таким представляется мне путь основной философской науки, удовлетворяющей основному требованию, выставленному нами, сообразно" намечающейся идее ее. Она должна быть не только дотеоретической и чистой по своей задаче, но также и конкретной по выполнению ее, и разумной по своему пути».

Нетрудно заметить здесь перекличку с Кантом. Шпета так же, как и Канта, не удовлетворял уровень развития философии, которая была весьма далека от идеальной науки. Критическая реформа Канта была направлена на превращение философии из «естественной склонности человека» с ее неполнотой, незавершенностью, малой силой доказательности, ненаучностью, породившими скептицизм и недоверие к философским построениям, в подлинно аподиктическую науку. Шпет высоко оценивает философию Канта в целом (несмотря на негативное отношение к некоторым ее отдельным моментам). Более того, Платон и Кант являются для него эталонными образцами при оценке и реконструкции историко-философских идей и хода развития философской мысли. См. также Положительная и отрицательная философия.

Литература:

Шпет Г.Г. [Работа по философии] Без начала и окончания [до 1914 —1915 (?)] Чистовой автограф / Архив Шпета. ОР ГБЛ, Ф. 718.5.10 (см. также Начала. 1992. № 1);

Он же. Явление и смысл. Феноменология как основная наука и ее проблемы. М.: Гермес, 1914;

Кузнецов В.Г. Герменевтическая феноменология в контексте философских воззрений Густава Густавовича Шпета//Логос. 1992. № 2.

Словарь философских терминов. Научная редакция профессора В.Г. Кузнецова. М., ИНФРА-М, 2007, с. 582-583.

Каков денотат представляющих тему исследования общеупотребительных квалификаций? Отправляясь от преобладающей семантической традиции понимания классического как канонического применительно к вопросам науки, будем толковать его в качестве исходно-эталонного, что некогда, кристаллизовавшись в мыслительной сфере, пустило корни, набрало силу, да такую значительную, что приобрело статус мировоззренческой программы, на протяжении долгого времени играло роль гносеологического этимона. Сопоставительное с классическим типологическое неклассическое, очевидно, будет означать некое вновь становящееся, которое, порывая с классикой, дистанциируется от нее по массе базовых признаков. Аналогично неонеклассическое выступает условной собирательной характеристикой группы явлений, соответствующих основе “ново”, самый факт утверждения в духовности которых связан с новейшей и великой реакцией на неклассику. - ив смысле какого-то ее усиления, и в смысле ее преодоления.

Оцениваемые “не” и “неофеномены”, следовательно, суть постфеномены, однако ввиду самобытности, принципиальности единосущных черт своих никак не эпифеномены. Откуда и вытекает оправданность, правомерность аналитического рассечения столь органичного, внутренне цельного, пластичного комплекса, как познание, с обособлением в нем самодостаточных историко-культурных и эпистемических ландшафтов-классической, неклассической и неонеклассической науки.

I. Классика

Избегая “строгих”, но аскетически тощих дефиниций, в понятие “классическая наука” вложим смысл совершенно специфического состояния ищущего интеллекта, которое реализовалось как главенствующее умонастроение на масштабном историко-культурном ареале от Галилея до Пуанкаре. О деятельности каких бы ученых в данный отрезок времени (с XVII до XX столетия) речь ни вести, в их творческом методе обнаруживается нечто сущностно самотождественное, отличающее их поисковые усилия от усилий позднейших коллег-последователей.

Система познавательных ориентаций, правил и навыков, принятых классикой, несомненно, отличалась единством и однородностью. Исследовательские почерки Галилея и Бойля, Гука и Румфорда, Ньютона и Гюйгенса, Бюффона и Ламарка, Максвелла и Герца, Лавуазье и Берцелиуса, Гаусса и Кантора, Томсона и Лоренца действительно отмечает нечто общее, чему весьма явно может быть противопоставлено нечто общее, объединяющее, к примеру, стили исследования Бора и Гейзенберга, Берталанфи и Винера, Куранта и Бурбаки, Шредингера и Дирака, Брауэра и Геделя и т.д. И хотя ни один из названных корифеев классической науки не олицетворял и не репрезентировал ее единолично, и хотя каждый из них своей деятельностью объективно раздвигал ее пределы, стимулируя переход к науке неклассической, даже отвлекаясь от реальности таких исключений, как, скажем, Лобачевский и Больцман, Дарвин и Риман, Минковский и Мендель, Галуа и Гиббс, теоретическая парадигма которых в значительной мере не укладывалась в мыслительные императивы классической науки, - несмотря на это, все они были учеными-классиками, разделявшими и исповедовавшими единое научно-изыскательское кредо.

Эвристическое начало типических, многократно и подробно обсужденных особенностей теоретизирования (способ постановок проблем, приемы исследования, описание предметных областей, характер обоснования получаемых выводов, манера подачи, изложения результатов, формы фиксации и отстаивания утверждений) на классической фазе научного интеллекта составляли следующие концептуальные принципы.

Фундаментализм - допущение предельных унитарных основоположений, образующих для познавательного много- и разнообразия незыблемый монолит центр-базис, имплицирующий производные от нега дистальные единицы знания.

Финализм - интенция на гомогенную, неопровержимую, самозамкнутую систему знания, фиксирующую истину в окончательном и завершенном виде.

Трансцендентализм. Мощная с богатейшими ветвлениями традиция, придерживающаяся феноменологической версии субъекта как всеобщего, внеисторического, внеопытного, “чистого” сознания. Отправной пункт рассуждений - абстрактное понятие познавания в его обезличенной, деперсонифицированной функции (мыследеятельностная машинерия).

Трансцендентализм - искусственный аналитический подход, крепится на сильных допущениях классической когитальной философии. В кругу этих допущений - отождествляемость, воспроизводимость, прозрачность актов сознания, их реставрируемость от звеньев исходных до завершающих. Здесь вводится образ усредненного, инвариантного, самоидентичного субъекта, равноопределимого для любой пространственно-временной точки. Последнее обслуживается категориями “каждого нормально мыслящего”, “каждого, обладающего разумом”, “каждого, чей мозг в порядке” (Спиноза, Кант, Гуссерль) и т. д. В итоге осмысливается не реально субъективное, а некая его схема, получающая проработку в терминах интуитивно очевидного. Для трансцендентализма характерно признание 1) изначальной прозрачности, безотносительности, “ненастроенности” сознания: сознание - полая ниша, наполняемая когитальной вещностью по стандартным методикам; 2) отождествимости субъектов по фактору когито - все способности души от природы у всех одинаковы: 3) реставрируемости процессов мыследеятельности до их исходного lucida intervalla - возможность такой рефлективной проработки сознания, которая гарантирует достижение базиса несомненности субъективного.

Имперсональность - субъективная отрешенность знания как следствие погружения последнего в область безличного объективно сущего, чуждого индуцируемых познающим субъектом аксиологических измерений, Ценности и сопряженные с ними оценки не доказываются и не опровергаются. Они - сущности инонаучные, сцепленные с фоном личности, внедрение которого в знание влечет деформацию его объективности. На этом основании науке, избегающей субъективных пристрастий, вменяется тематизировать естественное, натуралистическое” фиксировать мир в терминах надличностных, пропущенных через призму выхолащивающей ценностное связки “причина (действие) - следствие (эффект)”. Так складывается своеобразная идеология вещности, легализующая установку на свободу науки от ценности, вытесняемой из знания в другие отсеки духовного производства.

Абсолютизм - субъект как асоциальный, аисторичный, средне-типический познаватель, отрешенное воплощение интеллектуальных способностей обладает талантом непосредственного умосозерцания истин, данных как извечные, неизменные, непроблематизируемые регистрации беспристрастного обстояния дел. Догматическая доктрина непогрешимых методов познания (индуктивизм, дедуктивизм, интуитивизм)-всесторонне определимых, прозрачных, безупречных способов выявления истины - находила закрепление в методологическом сознании, отправлявшемся в обосновании науки от той тезы, что “по каждому вопросу существует лишь одна истина, и тот, кто ее находит, знает об этом вопросе все, что можно о нем знать” .

Наивный реализм - онтологизация познавательной рефлексии: постулирование зеркально-непосредственно-очевидного соответствия знания действительности, восприятие содержания мыслительных отображений реальности как атрибутивного самой реальности.

Субстанциальность - элиминация из контекста науки параметров исследователя (натурализация познания), рефлексии способов (средства, условия) рефлексии субъектом объекта обслуживалась и дополнялась далеко идущей интенцией на рассмотрение природы как непосредственно от века данного, всегда равного себе, неразвивающегося целого, вращающегося в одних и тех же вечных, ограниченных, самоидентичных кругах и имеющего единую праоснову. Эта интенция конкретизировалась рядом специфических для классики исследовательских стратегем, где выделяются статизм, элементаризм и антиэволюционизм. Усилия ученых-классиков главным образом нацеливались на установление и определение простых элементов сложных структур (принцип аддитивности) при явном, нарочитом абстрагировании от комплексных функционально-генетических связей, какие существуют внутри этих структур как динамических целостностей. Интерпретация явлений реальности по этой причине была в полной мере свободной от понятия их изменчивости, преобразуемости, историчности и т. п. Достаточно сослаться в этой связи на столь показательные для классики принципы, однозначно и емко передающие ее идейные устремления, как принципы постоянства - постулат константности массы (Ньютон), критерий постоянства состава химического соединения (Пруст), положение о количественной и качественной неизменяемости органических видов после их божественного сотворения (Линней) и т. д.

Динамизм - установка на жестко детерминистическое (аподиктически-однозначное) толкование событий, исключение случайности, неопределенности, многозначности - показателей неполноты знания - как из самого мира, так и из аппарата его описания; ставка на нетерпимый к дополнительности, альтернативности, вариабельности, эквивалентности агрессивно-воинствующий монотеоретизм, навевающий тенденциозную авторитарно-консервативную идеологию всеведения (исчерпывающе полное, вполне адекватное знание не как императив, а как реальность).

Гносеологическая утопия внутренне самоочевидного, принудительно необходимого, во всех частях доопределенного, неопровержимого знания, некритически смешивавшая должное с сущим, желаемое с действительным и неизменно (без малого триста лет) питавшая классику потерпела фиаско. Фронтальную коррозию, а вслед за тем банкротство классического понятия знания обусловили объективные всеохватные изменения и в самой науке - упрочение неевклидовых геометрий, небулевых алгебр, квантово-релятивистской стратегии, аксиоматической программы конструкции оснований фундаментальных теорий, - и в метанаучном сознании - капитальные ограничительные результаты Геделя, Тарского, Черча, Коэна, Левенгейма, Сколема в логике и математике, а также Эйнштейна, Бриджмена, Бора, Гейзенберга в естествознании. В результате указанных и идущих в створе с ними радикальных мировоззренческих трансформаций, требовавших пересмотра классического идеала и образа науки, индуцируемых ими приемов и принципов осмысления действительности, оформляется противополагаемая классической неклассическая доктрина науки, опирающаяся на существенно иные (во многом контрарные) предпосылки и допущения.

II. Неклассика

Номинально ревизию нерелятивистской макроскопической науки подготовили внутренние затруднения, к началу XX в. в виде двух облачков обозначившиеся на ясном небосклоне почивавшей на лаврах, казалось бы, несокрушимой классики. Это - отрицательный результат опыта Майкельсона и сложности в объяснении спектра обсолютно черного тела. Усилия преодолеть данные сложности, собственно, и породили то новое в познавательной сфере, что именуется неклассикой. Действительно.

В едва ли не всеобъемлющую механическую картину мира, рассчитанную на относительно малые скорости, не упаковывался электромагнетизм, имеющий дело со скоростями значительными. Внутренняя логика концептуализации явлений, скорость движения которых сравнима со скоростью света, привела к созданию релятивистской физики, использующей существенно иную сетку понятий (замена дальнодействия близкодействием, замена принципа относительности Галилея принципом относительности Эйнштейна, релятивизация пространственно-временных отношений и т. д.). Параллельно “ультрафиолетовая катастрофа” обнаружила предел применимости классических понятий (разбаланс теории и эмпирии в определении спектрального распределения энергии черного тела в особенности ультрафиолетовой части спектра и спектра более высоких волновых частот), поставила перед необходимостью различения процессов в макро- и микромире, учета специфики поведения микрообъектов. Адекватная модель, связанная с отказом от классической непрерывности и вводящая понятие порционного (дискретного) изменения энергии по закону излучения Планка, означала возникновение принципиально неклассического квантово-механического описания. Откуда вытекает, что непосредственные точки поворота от классики к неклассике - релятивистская и квантовая теории. В качестве констатации сказанное справедливо, но не настолько, чтобы исчерпать существо дела.

Переход от классики к неклассике - нечто неизмеримо большее, нежели включение в наукооборот постоянных “с” и “h”, разграничивающих масштабы природы как предметы освоения предыдущего и последующего знания. Неклассику от классики отделяет пропасть, мировоззренческий, общекультурный барьер, несовместность качества мысли. Замещение классики неклассикой поэтому основательнее понимать в смысле повсеместного и интенсивного реформистского процесса тектонического порядка, который, отбирая из тогдашней духовной среды созвучные ему далекоидущие параметры, шквалом обрушился на традицию и смял ее, утвердил на ее обломках причудливый, неведомый тип ментальности. С целью демонстрации этого обращу внимание на исходные стилеобразующие слагаемые неклассики, для чего в множестве содержательно инспирировавших ее факторов в качестве доминант обособлю следующие идейные линии.

Психоанализ . В контексте нашего изложения интересен тремя моментами. Первый - мотив непрозрачности субъективного, признание наличия в нем затемнений, пустот, уплотнений, требующих специализированной рефлексии. Антитрансценденталистские психоаналитические трактовки субъективного привнесли перспективные модуляции в звучание гносеологической партии интерсубъективности: последняя стала расцениваться не как общее и само собой разумеющееся место, не как средство, но как цель. В условиях отсутствия антропологически очевидного, во всех точках высвеченного субъекта проблема интерсубъективного породила глубокую методологическую тему познавательного консенсуса: какова техника его достижения? Нетрудно увидеть, что именно погружение в эту тему индуцировало внедрение в арсенал поиска нетрадиционных верификационистских, операционалистских, инструменталистских идей, соображений в духе теории когеренции. Второй- мотив синкретичности психического, рассматриваемого в психоанализе в трехмерном пространстве с динамическими, энергетическими, структурными осями (идеи многоуровневости, целостности, комплексности явлений). Третий - мотив общих психических механизмов символизации и кодификации (идея инвариантов в способах фиксации информации - принципы симметрии, теоретико-групповые, логико-алгебраические подходы).

Психологизм. Питает неклассику: а) представлением психологически очевидного, достигаемого в результате генетически-конструктивных и операциональных процедур (интуиционизм, ультраинтуиционизм, конструктивизм, финитизм, операционализм); б) понятием непосредственно наблюдаемого (принцип наблюдаемости); в) идеей объективности (интерсубъективности) субъективных познавательных образов, которая обусловливается способом их варьирования, компоновки (релятивистские императивы альтернативных, эквивалентных описаний, концептуальный плюрализм).

Феноменология . Созвучна неклассике подчеркиванием возможности конструирования и конституирования действительности из субъективной спонтанности (абстрактное моделирование, интенсивная теоретизация).

Персонализм . Важен доктриной личности как самотворящей стихии. Изначальное отрицание монизма и панлогизма на фоне допущения множественности субъективных потенциалов навевает противостоящий классике образ полнокровно переживающего субъекта - носителя конкретных (не среднестатистических, омассовленных) способностей. Идеология самодеятельности познавателя не только разрушает модель зеркального копирования действительности, но мощным потоком вводит в эпистемологию умонастроение активизма: индивид как сгусток воли, цели, интереса самостийно творит законы, привносит стандарты в природу; мир человека - арена бытия, а не мир бытия - арена человека (конкретность, вышеупомянутые релятивистские и активистские императивы) .

Модернизм. Для перспектив неклассики значим подчеркнутостью отхода от наглядности, духом эпатажа, борьбой с устоявшимся, склонностью к допущению новых типов реальности, опорой на условность, экспериментаторство. Идейные силовые линии модерна и неклассики совпадают буквально: интенции на ревизию вечных истин, релятивизацию стандартов, экзистенциализацию ситуаций, увязывание истины с субъективным взглядом на мир, признание уникальности личностного видения, самоценности избранных систем отсчета (неопределенность, локальность, моментализм), отрицание зеркальности, прямолинейности вектора от реальности к ее изображению и пониманию; идея самовыражения - обусловленная новыми задачами индивида установка не на внешний, а на внутренний мир (роль субъекта в познании, акцент объективно-идеальных ракурсов знания); сюрреализация действительности - сращение реального и нереального в ее (действительности) изобразительных реконструкциях.

Анархизм и волюнтаризм. Поставляют клише человека-бунтаря, восстающего против косной массы, - релятивизация норм, индивидуализация ценностей, ставка на нетрадиционность, подрыв универсалий, абсолютов, канонов.

Прагматизм . Привносит стереотипы инструментальности, эффективности, свободы поиска, волеизъявления (неклассичность истины, активность познавателя).

Связав эти разнокалиберные особенности идейных предтеч неклассики в систему, возможно, подытожить, что в архетипе духовности начала нашего века заложены столь многозначительные для грядущих судеб знания идиомы, как новаторство, ревизия, самоутверждение, пикировка с традицией, экспериментаторство, нестандартность, условность, отход от визуальности, концептуализм, символичность, измененная стратегия изобразительности.

В этой во всех отношениях стимулирующей смысложизненной среде смогла сложиться нетрадиционная интеллектуальная перспектива с множеством неканонических показателей. Вбирающие принципиальные черты неклассического миропредставления, они достойны того, чтобы сосредоточить на них самое пристальное внимание.

Полифундаментальность . Развал монистического субстанциализма с принятием образа целостной, многоуровнево-системной реальности. По сути речь идет о нетрадиционном антифундаменталистском мировидении, отправляющемся от идеи гетерогенной, полиморфной, сложной (несложенной) предметности, которая ни структурно, ни генетически не опосредуется какими-то базовыми комплексами, трактуемыми как моноцентричный онтологический первофундамент. Учитывая, что разнообразие не вторично, не производно, не порождено более глубоким единосущностно-единым, допускать подобный фундамент нет никаких резонов. Логичнее, последовательнее модель субстанциального плюрализма, навевающего картину исходно богатой, ипостасной реальности способной на самоорганизацию, автоэволюцию.

Интегратизм . Ипостасная структура мира, вытесняющая классический фундаментализм с догмами типа: сложное аддитивно, механиче ски редуцируется к простому; целое не влияет на части, в расчлене нии сложного (целого) на составляющие (простое, части) свойства его сохраняются и т. д. В противовес этому принимается не отягощен ная фундаменталистским дизайном схема многомерной, поливариантной действительности, где целое и часть самодостаточны: целое не агрегат разрозненных, недоразвитых относительно него частей; часть не миниатюра целого. Целое и часть (система и подсистема) неразделены и неслиянны, будучи ипостасями, обладают самостояньем, суверенностью; они единосущны, однопорядковы, не редуцируемы, но проникает мы друг в друга. Здесь правильно указать на отвергаемую некласси кой фундаменталистскую онтологию точечности (вводящую допущения “деление вещества безгранично”, “целое больше части”, “часть несамодостаточна” и т. п.). Факт образования элементарных частиц друг от друга (нуклона из пионов и т. д.) опровергает фундаменталистскую модель онтологически неограниченной дробности (безостаточной разложимости целого на части), жесткой субординированности объектов действительности. Самокоординированные элементарные частицы напрямую выпадают (идея единого мультиплета) из этой плоской модели, что служит решающим основанием ее дискредитации.

Синергизм . Классическая наука имела дело с миром, который с известной долей условности все же мог моделироваться как совокупность движущихся материальных точек (корпускул, конкреций, атомов, амеров, какуменов и т. д.), механически ассоциируемых в телесные многообразия. С расширением границ изучаемой реальности, необходимостью понимать внутреннее устройство активных, избирательных, целеориентированных систем (когерентные квантовые, молекулярные, биохимические, биофизические явления), свойства которых определяются текущими в них процессами (самоиндукция, самодействие), обнажился предел классических подходов. Самоорганизующиеся, неравновесные, нестационарные, открытые, каталитические системы ни при каких обстоятельствах не ведут себя как классические элементарные. Теоретическим плацдармом их описания ни в коем случае не могут быть классически базовые принципы сложенности (принцип Анаксаго-ра-Демокрита) и механистичности (принцип Кеплера). Потребовалась следовательно, иная эвристика, выступающая адекватным инструментом истолкования когерентных, кооперативных явлений. Ею стал синергизм, трактующий образование макроскопически упорядоченных структур в нетривиальных (немеханических) системах с позиций формирования порядка из хаоса вследствие коллективных эффектов согласования множества подсистем на основе нелинейных, неравновесных упорядочивающих процессов. С этим пришел конец элементаристско-фундаменталистской онтологии механицизма с обслуживающим ее категориальным блоком - стабильность, неизменность, постоянство, линейность, равновесность, обратимость, устойчивость, простота и т. д. На ее развалинах утвердилась организмическая картина, зиждущаяся на допущении совокупных эффектов самоорганизации, конструктивной роли времени, динамической нестабильности систем - категориальный блок, составленный неустойчивостью, неравновесностью, сложностью, нелинейностью, когерентностью, необратимостью, синхронностью, изменчивостью и т. д. Трансформировалось и понятие элементарности. Неклассическое его прочтение таково: оно, во-первых, не инспирирующее фундаментальное, а минимальное, остающееся зачастую равнодостойным композиционному и служащее его полномочным выражением; во-вторых, вопреки классическому аддитивно-матрешечному, оно обеспечивает генетически-конструктивную интерпретацию явлений посредством отслеживания этапов становления, взаимодействия одних структур с другими (метод квазичастиц).

Холизм. Антифундаменталистский, антиредукционистский интеллектуальный блок, предопределяющий интерпретацию действительности как иерархии целостностей. Как мыслительная программа холизм действен при концептуализации сложных и сверхсложных явлений (феномены физики элементарных частиц, культурологии, этнополитологии и т. д.), где отсутствует вездесущий вседетерминирующий центр и производная от него периферия. В подобных случаях руководствуются планами: 1) кооперативной самоизменчивости - квантовая когерентная синхронизация изменений (квантовые процессы в лазерах); 2) гетерогенных многомерных структур, каждая из которых представляет самодетерминируемый инвариант в вариантах, - тот же нейтрон как кооперативное образование трех кварков осмысливается на базе соображений системности, динамичности, взаимосвязанности коллективов, ответственных за итоговую структуру.

Антисозерцательность (оперативно-деятельностное начало). Деятельностный подход в виде ориентации не на репродукцию заданных структур, а на преобразование внешней человеку действительности сам по себе не является чем-то новым; его упрочение в истории относится ко временам Реформации. Нам же принципиально то, что сферы влияния деятельностного подхода, складывавшегося в рамках классической фазы новоевропейской культуры как критическое преодоление лишенного интенции на широкий социальный активизм схоластического средневековья, охватывали лишь область общественно-политической жизни (становление гражданского общества), не захватывая науку. Этим и объясняется такая черта классики, как антидеятельностная антисубъективность, предполагающая прямолинейное вытеснение из контекста исследования (фиксация и генерация результатов) субъективной деятельности. На стадии же неклассики субъект, поисково-изыскательское оснащение оказываются имманентно вплетенными в самую ткань науки - постановку, решение обсуждаемых ею вопросов.

Парадигма классической науки с узаконенным в ней объектным стилем мышления нацеливала на познавательное освоение предмета, так сказать, самого по себе в его натуралистичной естественности и непосредственности. Последнее означало некритическую абсолютизацию “природного процесса”, выделяемого безотносительно к условиям его изучения, что влекло повсеместную элиминацию из науки субъективной деятельности, игнорирование роли средств исследовательского воздействия на объект познания. Между тем стратегия герметичности объективного предмета никак и ничем не оправдана. Изоляционистская посылка отделения поведения материального объекта от его изучения, пренебрежение взаимодействием между объектом и прибором обнаруживает фиктивность со стадии атомной физики, поставляющей нестандартную ситуацию, где способом актуализации предметности оказывается взаимодействие объекта с познающим субъектом. С этого момента в методологическое сознание вводится запрет на объективистскую трактовку характеристик предметности “самой по себе” без учета способов ее освоения. “Согласно квантовому постулату, - уточняет Бор,-всякое наблюдение, атомных явлений включает такое взаимодействие последних со средствами наблюдения, которым нельзя пренебречь. Соответственно этому невозможно приписать самостоятельную реальность в обычном физическом смысле ни явлению ни средствам наблюдения” . Поскольку невозможно исключить внешнее воздействие на предмет в ходе его изучения (иначе оно невозможно), равно как благодаря тому, что при изучении (наблюдении) имеется взаимодействие объекта с измерительным прибором, обессмысливается понятие исконного естественного процесса в чистом виде. По этой причине неклассика (от естествоведения до культуроведения), отвергает объективизма как идеологию, отбрасывает представление реальности как чего-то независящего от средств ее познания, от субъективного фактора.

Релятивизм . Внедряет и закрепляет в знании идею естественного предела значений как величин, так и способов их фиксации. Как умонастроение релятивизм питается двумя источниками. Первый -- онтологический, связан с зависимостью объективных характеристик предметности фактических условий протекания реальных процессов: в различных контекстах существования свойства вещей варьируются. Данное с классической точки зрения необычное обстоятельство, вызвавшее массу недоумений и недоразумений, вновь и вновь оттеняет полифундаментальность, многослойность мира, имеющего плюральную структуру, которая определяет и предопределяет изменчивость его параметров. Тезису об изменчивости свойств действительности должно придавать самую широкую редакцию: вариабельны не только характеристики вещей (величины), но и формы, способы, условия, бытия вещности, - даже наиболее универсальные, такие, как причинно-следственная размерность. Скажем: аксиоматично, что во времениподобных интервалах стандартного макромира причинно-следственные связи общезначимы. В микромире же при сильных полях и градиентах полей причинно-следственная схематика событий нарушается - так называемое самообусловливание, что требует разграничения причинно выполненных и причинно нарушенных интервалов, Второй - эпистемологический заключается в дискриминации выделенных (привилегированных) систем отсчета. Привилегированная система отсчета - неоперациональная, спекулятивная химера, возникающая вследствие принятия всеобъемлюще-неизменных рамок событий (вездесущего просцениума) в отвлечении от возможных обстоятельств, обратных воздействий, порядка и типа приближения. В противовес этому отстаивается линия зависимости аппарата науки (описания, понятия, величины) от конкретных систем отсчета, связанных с определенными онтологическими интервалами, сообщающими операциональную и семантическую значимость используемым абстракциям. Положению о релятивности знания в эпистемологическом смысле также требуется сообщать максимально широкое толкование. Знание не безотносительно, оно интенционально, сцеплено с приемами мыслительной и экспериментальной обработки действительности, процедурами идентификации объектов, правилами их интерпретации, систематизации и т. д. Онтологическая и ментальная региональность знания в конечном счете и выражает то,. что именуют относительностью к реальности и средствам познания (понятийная и опытная интервальность - изоморфная контекстам реальности адекватность, точность, строгость знания).

В качестве специфической черты неклассики релятивизм, безусловно поддерживающий плюрализм, свободу выбора, действия (эквивалентные описания согласно принимаемым в локальных системах отсчета способам типологизации реальности), не может быть, однако,. отождествлен с субъективизмом. Релятивизм не есть гносеологический анархизм, отрицание обязательности познавательных норм, объективных критериев правильности, состоятельности познания; он не исключает признания абсолютов. Как указывает Планк, “нет большего заблуждения, чем бессмысленное выражение "все относительно"... Без -Предпосылки существования абсолютных величин вообще не может быть определено ни одно понятие, не может быть построена ни одна теория” Перцептуальные и концептуальные абсолюты входят в знание через эпистемологические универсалии - законы освоения предметности: на эмпирическом уровне- посредством инструменталистских, верификационистских методик, рецептов манипулирования с объектами, метрического, функционального плана понятий; на теоретическом уровне - посредством структурных правил преобразования,

стандартизирующих генерацию внутренних единиц теории - инвариантность, симметрия, морфизмы, фундаментальные константы, ковариантность как гарантия непротиворечивого перехода от одних систем координат к другим.

Дополнительность . Являясь неизбежным следствием “противоречия между квантовым постулатом и разграничением объекта и средства наблюдения, свойственным самой идее наблюдения” , характеризует сознательное использование в исследованиях (наблюдение, описание) групп взаимоисключающих понятий: сосредоточение на одних факторах делает невозможным одновременное изучение других, - анализ их протекает в неидентичных условиях с признаками опытной несовместимости (волна - частица, импульс - координата). Как неклассический принцип, дополнительность разрушает классическую идею зеркально-однозначного соответствия мысли реальности безотносительно к способам ее (реальности) эпистемической локализации, символизирует имеющееся в неклассической науке существенное ограничение категории объективно существующего явления в смысле независимости его от способов его освоения. Фиксированные системы отсчета, пригодные для описания совершенно конкретных параметров (скажем, энергетических), не пригодны для описания иных (скажем, пространственно-временных). Следовательно, дополнительность выражает не просто относительность к прибору, как таковому, но относительность к разным типам приборов (исследовательских ситуаций).

Логика развития неклассической науки обусловливает и более широкое толкование дополнительности. Суть в том, что многоярусные, полифундаментальные вариабельные системы не концептуализируются с каких-то преимущественных позиций. Дополнительность с этой точки зрения - следствие полиморфности, ипостасности, гетерогенности принимаемой онтологии с атрибутивной ей потенциальностью. Учет данного обстоятельства накладывает отпечаток на трактовку взаимоотношения различных исследовательских программ и подходов. Классическая точка зрения определяется проведением гносеологического изоморфизма: единой и единственной сущности взаимосоответствует единая и единственная истина. С точки зрения неклассики подобная линия не проходит: различные ракурсы видения системы не сводятся к одному-единственному ракурсу: неустранимая множественность, полилог взглядов на одну и ту же реальность означает невозможность божественного взгляда - обозрения всей реальности. Претендующая на глубину научная теория, фокусируясь в отдельных фрагментах на некоторых онтологических эпизодах, должна выстраивать общую мозаичную панораму событий, создаваемую на разных “сценических площадках” методом полиэкрана.

Когерентность . Означает синхронизированность различных и зачастую кажущихся несвязанными событий, которые налагаются друг на друга и оттого усиливают или ослабляют размерность собственного тока. Говоря о когерентности, вводящей новую модель причинения, подчеркну специфически коллективный, во многом несиловой и творческий строй детерминации изучаемых неклассикой явлений, понимаемых как результирующая объемных самоиндуцируемых кооперативных связей, дающих начало новым процессам. Это не классическая схема пересечения необходимостей в объяснении наблюдаемых реалий, а модель самоформирования макроскопических масштабов событий из внутренней потенциальности (эффекты системных связей, способных на коллективную самоиндукцию, резонансное самодействие)

Нелинейность . Классические допущения параметрической стабильности изменяющихся систем, независимости их свойств от происходящих в них процессов предельно сильны и неполноценны. Чем регулируется естественный ток вещей? Согласно классике - строго однозначными зависимостями. Случайность неопределенность, вероятность исключались из рассмотрения. По Гольбаху, например, “ничего в природе не может произойти случайно; все следует определенным законам; эта законы являются лишь необходимой связью определенных следствий с их причинами... Говорить о случайном сцеплении атомов либо приписывать некоторые следствия случайности - значит говорить о неведении законов, по которым тела действуют, встречаются, соединяются... разъединяются”

Описание реальной изменчивости производилось по канонической механической модели: аппарат динамики (уравнения движения) с фиксацией начальных условий для установленного момента времени, - вот все, что требуется для исчерпывающего воссоздания поведения любой развивающейся системы. Столь ограниченный подход, однако, не дает глубокой концептуализации развития; мир классики - тавтологический, атемпоральный (Пригожин) - чужд внутренней созидательности.

Серьезный положительный сдвиг связан с неклассической трактовкой объективного формообразования. Векторизованность, качественная изменчивость организации явлений не плод задетерминированности, предзаданности. В соответствии с неклассической идеей конструктивной роли случая становление новых форм происходит в неустойчивых к флуктуациям точкам бифуркации, дающих начало очередным эволюционным рядам. Избирательные, чувствительные к собственной истории, адаптационные механизмы порождения этих рядов носят нелинейный характер. В сильно неравновесных точках бифуркации, указывают Пригожин и Стенгерс, “установлено весьма важное и неожиданное свойство материи: впредь физика с полным основанием может описывать структуры как формы адаптации системы к внешним условиям. Со своего рода механизмом предбиологической адаптации мы встречаемся в простейших химических системах. На несколько антропоморфном языке можно сказать, что в состоянии равновесия материя “слепа”, тогда как в сильно неравновесных условиях она обретает способность воспринимать различия во внешнем мире (например, слабые гравитационные и электрические поля) и “учитывать” их в своем функционировании”. Здесь-то возникают и проявляются когерентные, кооперативные, синергетические, принципиально нелинейные эффекты связанные с авторегуляцией, самодействием на базе “присвоения” фрагментов мира, перевода внешнего во внутреннее с соответствующим его преобразованием. Адекватную канву понимания подобных эффектов поставляет образ топологически неплоских морфизмов.

Топосы . Классическая наука трактовала мир как совокупность материальных точек, что на теоретико-множественном языке выражалось моделью элементарных множеств.

(С этих позиций Канторова теория - определенное абстрактное подытоживание классической парадигмы, отвергающей внутреннюю изменчивость, избирательность, адаптивность, вариабельность, математическим аналогом которых выступает не множество, а функция, отображение, - понятия, трудно выразимые В теоретико-множественных терминах). С топологической точки зрения этот классический подход фундируется идеей плоских морфизмов, соответственно организующих следующие друг за другом динамические состояния материальных объектов. Порядок подобной организации задается двумя допущениями: возможностью строгого выделения в процессе частей и целого и недеформируемостью при отображениях их исходного статуса (часть остается частью, целое - целым, внешнее не переходит во внутреннее). Откуда вытекает принципиально линейный характер зависимостей, базирующихся на топологически плоских морфизмах. Коль скоро неклассика подвергает анализу явления, не распадающиеся на точечные обозримо-предсказуемые состояния (процессы в черных дырах, синергетические эффекты каталитических явлений, турбулентность и др.), она принимает отличную от плоской модель движения материальных систем. Такова схема топосов - объектов с вариабельной топологией, где допускается “перемешивание” частей с целым, переход внешнего во внутреннее. Поскольку для описания поведения неклассических явлений апелляции к краевым условиям и аппарату динамики недостаточно - требуется учет типа строения, специфики изменения процесса применительно к случаю (точки бифуркации, ход онтогенеза, роль генома и т. д.), - производится индивидуализация (а не типизация) “отрезков” мировых линий, чему способствует образ локально (кванты событий) и глобально (события и их комплексы) неплоских морфизмов, варьирующих способы взаимоорганизации, взаимокомпоновки событий.

Симметрия . Обогащает арсенал работающего исследователя принципами Теоретико-группового (логико-алгебраического) подхода. Значительный импульс последнему придал Клейн, ставивший задачу развития теории инвариантов группы по имеющемуся многообразию и данной в нем группе преобразований. В основе соображений Клейна (Эрлангенская программа) идея детерминации качеств геометрических объектов правилами из задания: каждая геометрия определяется специфической группой преобразований пространства, причем лишь те свойства фигур изучаются данной геометрией, какие инварианты относительно преобразований соответствующей группы. Проникновению абстрактных теоретико-групповых подходов в естествознание способствовала теорема Нетер, связавшая симметрии системы с законами сохранения (динамическими константами). В настоящий момент буквально все фундаментальные, насыщенные формализмом естественнонаучные конструкции используют идею инвариантности параметров (величины, соотношения) относительно фиксированных групп преобразований. В чем значимость принципов симметрии для вершения знания?

На стадии неклассической науки мыслительная проработка явлений зачастую производится в обход эмпирических исследований (которые к тому же, как вфизике элементарных частиц, общей теории относительности, космологии и т. д., не всегда возможны). Теоретический поиск опирается в таких случаях на сверхэмпирические регулятивы (простота, красота, сохранение, соответствие), к которым принадлежат и принципы симметрии. В современной науке “стараются угадать математический аппарат, оперирующий с величинами, о которых или о части которых заранее вообще не ясно, что они означают” . Справедливости ради надо сказать, что и классике не чужда вовсе тактика метода математической гипотезы, инкорпорирующего в предметную область гомологичные формализмы. Подобие метода модельных гипотез обнаруживается в творчестве Галилея (метод мысленного эксперимента) и Ньютона ("метод принципов), к чему, однако, с подозрением относились Гюйгенс, Эйлер, Декарт, Лейбниц и другие, настаивавшие на непосредственном тождестве предмета и его модели и отправлявшиеся от догмы индуктивной извлекаемости теории из реальности (знание как прямая коагуляция опыта). В общем правильно утверждать, что в самосознании классической науки превалирует эмпирическая методология восхождения к истине, нацеливающая на индуктивное движение от ощущений через рационализацию и генерацию данных к иниверсальным теоретическим постулатам. Поскольку концептуальные схемы науки как бы навеваются экспериментом, “разум в своем эмпирическом применении не нуждается в критике”, ибо “его основоположения постоянно проверяются критерием опыта”. Если дело сводится лишь к восприятию и воспроизведению наблюдаемых состояний, то все прозрачно, никакая критика опыта действительно не нужна. Вероятна по этой причине классическая наука некритична и негносеологична: какой бы то ни было серьезной теории познания в ней нет.

Совершенно иная картина на стадии неклассики: отправной точкой становления теории оказываются здесь не операции абстрагирования и непосредственной генерализации наличного эмпирического материала (взятая на вооружение классикой теория абстракций классического философского эмпиризма, которая в свою очередь кристаллизовалась как обобщение исследовательского кредо ученых-классиков), а построение “безотносительно” к опыту концептуальных схем, организующих и направляющих понимание опытных данных. Даже в своих истоках неклассическая теория поэтому предстает не как логическая систематизация sense data, но как продукт синтетической понятийной деятельности со своими значимыми механизмами получения результатов. Когда способом задания теоретических отношений является математика, когда объекты науки “концептуально вносятся в ситуацию как удобные промежуточные понятия... сравнимые гносеологически с богами Гомера” , когда понятийная ясность уже не предшествует пониманию абстрактных структур, и науке еще более трудно угадать их содержание, когда формой развития знания выступает модель, применяется особый вид абстрагирования и идеализации, удовлетворяющий условиям обобщения содержательных пластов мыследеятельности на уровне формальных соображений.Здесь и имеет место широкое использование групповых идей как базы теоретического воссоздания действительности через призму аналитически вводимых инвариантов известных систем референции.

Проблема роли принципов симметрии (теоретико-групповых методов) в познании весьма обширна. Поэтому в соответствии со своими целями ограничимся акцентацией следующего. Симметрия (инвариантность) выступает разновидностью абстракции отождествления, позволяет отвлечься от несходного и связать в одном законе объекты и понятия, кажущиеся разобщенными. Это может быть “эквивалентность систем отсчета относительно преобразований пространства и времени (как в геометрических принципах инвариантности, связанных с группами пространственно-временных преобразований); либо состояний физической системы по отношению к преобразованиям фазового пространства; либо тождественность объектов, свойств, параметров систем относительно того или иного типа взаимодействий (как в динамических принципах, связанных с отдельными видами взаимодействий)”. Связывание несвязанного (через равенство, тождество, эквивалентность) - мощный эвристический прием, пополняющий синтетические ресурсы теоретического разума. Использование симметрии позволяет:

Утрата наглядности. Имеет причиной такие обстоятельства.

1. Ответственные за рост знания операции расширяющего синтеза инспирируются в неклассике по преимуществу не обобщением массивов фактов, а математизацией, исключающей исходную содержательную, понятийную ясность, которая в классике предшествует полному пониманию математических структур.
2. Зачастую эфемерна возможность экспериментального опробования теории по опытно удостоверяемым эффектам (физика твердого тела, суперсимметричные теории поля).
3. Затруднено прямое наблюдение исследуемых свойств и состояний (физика высоких энергий, космология, квантовая теория поля).
4. Происходит взаимопроницаемость факта и теории с утратой способности непосредственного наблюдения элементов изучаемой реальности (резонансы).
5. Не введены достаточные критерии существования анализируемых явлений и тем самым не снят вопрос истинных структурных компонентов исследуемых сред (квазичастицы).

В данных ситуациях руководствуются неэмпирическими императивами, целеориентирующими поиск по вектору соблюдения требований простоты, красоты, когерентности, эвристичности, информативности и т. п. (тенденции ревизии принципа эквивалентности в ОТО, не удовлетворяющего “красоте” - будучи основоположением теории, он сам оказывается ее следствием; проблема “расходимостей” в квантовой механике как индикатор внутренней парадоксальности отдельных ее фрагментов).

Вопрос наглядности получает в неклассике трактовку через призму операций введения и исключения абстракций, где под исключением понимаются не предметные инкарнации понятий, а содержательные модели. Таким образом, неклассическая наглядность - это не “механическое” и не “непосредственно наблюдаемое” (очевидное),-а концептуально эксплицированное.

Отказ от определенности в доскональном смысле. Науке имманентны понятия точности и строгости, нацеливающие на включение в ее состав надежных результатов. Проблематика удовлетворительного, совершенного обоснования составляет предмет метаисследований (теории доказательств), вырабатывающих правила построения, организации и оправдания регулируемых началом достаточного основания элементов науки. Доказательность и научность неразделимы, и корреляция между ними стимулирует саморефлективные процессы, связанные как с оценками наличных демонстраций, так и с практическим их усовершенствованием, - деятельность Больяи, Лобачевского, Паша, Гильберта и др. по реорганизации геометрии; прецизионная деятельность в опытных науках - эксперименты Майкельсона, Морли, Миллера, Траутона, Нобла, Томашека, Чейза и др. по определению наличия абсолютного движения Земли относительно эфира; опыты Бесселя, Этвеша, Зеемана, Дикке и др. по доказательству принципа эквивалентности инертной и тяжелой масс и т. д.

В данных и подобных им случаях речь идет о поиске лучшего логического или эмпирического обоснования (увеличение порядка точности и строгости) знания. Между тем в классический период стремление к точности и строгости, извечно свойственное сознанию ученых, некритически гиперболизировалось: научным считалось лишь всесторонне обоснованное знание в некоем доскональном смысле (лапласовский идеал в методологии, навевающий кумулятивную модель ее развития: перспектива исследований усматривалась в обнаружении очередных десятичных знаков после запятой). Соответственно присутствие вероятности расценивалось как недостаточная обоснованность - гипотетичность, неуточненность, “неподлинность” единиц знания, которые в силу того выдворялись из науки. С течением времени, однако, выяснилось, что абсолютная точность и строгость знания недостижимы.

Подобно большинству капитальных методологических категорий понятие точности и строгости внутренне дифференцированно. Различают метрическую, логическую и семантическую плоскости точности и строгости. С метрической точки зрения повышение точности и строгости знания не беспредельно: существуют пределы разрешающих возможностей используемой аппаратуры; кроме того, имеются квантовые ограничения в виде требований принципов неопределенности и дополнительности. С логической точки зрения в силу а) ранее упоминавшихся ограничительных результатов Геделя, Тарского, Черча, Коэна, Левенгейма, Сколема; б) неясности причин дефектности оснований математики (актуальная бесконечность закон исключенного третьего, непредикативные определения, аксиома выбора, континуум-гипотеза и т. д.); в) феномена рандомизации; г) наличия некорректных задач; д) релятивности понятия “приближенного решения” - надежды на абсолютную точность и строгость знания лишены смысла. Дело усугубляет семантическая точка зрения, упирающая на реальность неформализуемых и неоперационализируемых содержательных контекстов, вхождение в науку латентного предпосылочного знания, обостряющая проблемы понимания (теорема Куайна о невозможности радикального перевода с языка на язык, исчерпывающего логико-аналитического прояснения “нетривиальных” конструкций) и оттого неоставляющая шанса рассматриваемой классической иллюзии.

Таким образом, абсолютная точность и строгость - очередной классический вымысел; с его развенчанием, крушением мифа доскональности знания в неклассике удовлетворяются признаками прагматичности, инструментальности, эффективности. Скажем, вера в добропорядочность математических аксиом (при глубоких сомнениях в абсолютной непогрешимости аксиоматических систем теории множеств Рассела, Цермело и др.) поддерживается ныне убеждением в значимости, а потому справедливости теорем. Как видно, производится инверсия первоначального идеала строгого доказательства, зиждущегося на признании надежности следствий, дедуцированных из надежных начал науки. Проблематика обоснования поэтому толкуется в неклассике не как проблематика абсолютного доказательства, а как экспликация, - поиск не незыблемого гранита знания, а метода организации, систематизации, упорядочения результатов.

Претендуя на концептуальный абрис неклассики, сказанное позволяет судить о ней как о весьма цельном, однородном пласте духовности, подготовленном глубокими идейными процессами на рубеже XIX - первой четверти XX в. Реальная незавершенность интеллектуальной фазы неклассики не позволяет предметно решать вопрос датировок: известно лишь место и время старта, однако покрыто тайной место и время финиша. И все же, используя экстраполяцию, возможно обойти план хроники, переведя обсуждение в интенсивно теоретическую плоскость.

Преодолевая некритические догмы классики, неклассика тем не менее не порывает с ней вовсе. Непосредственная, явная связь между ними просматривается в части толкования предназначения знания. И классика и неклассика сходятся в одном: задача науки - раскрытие природы бытия, постижение истины. Замыкаясь на натуралистическом отношении “познание - мир”, “знание - описание реальности”, они одинаково отстраняются от аксиологических отношений “познание - ценность”, “знание - предписание реальности”. Обоснованием выделения и обособления неонеклассического этапа выступает, следовательно, фактор ценности: сосредоточение на вопросе понимания не того, “что есть” (истина о мире), а того, “что должно быть” (потребный проект мира).

III. Неонеклассика

В ситуации превращения знания в орудие, рукотворную планетарную силу возникает вопрос цены, жизнеобеспечения истины. Человек подходит к распутью, что важнее: знание о мире или знание деятельности в мире. В свете данных идей радикализуется утверждение: “центр перспективы - человек, одновременно и центр конструирования универсума” .

Неклассическая цепочка “знание -реальность трансформируется в неонеклассическое кольцо “реальное знание и его человеческий потенциал в онаучиваемой реальности”. Натуралистические гео- и гелиоцентризации уступают место аксиологической антропоцентризации; высшим кредо постижения мира предстает не эпистемологический (знание - цель), а антропный принцип: знание - средство, при любых обстоятельствах познавательная экспансия должна получать гуманитарное, родовое оправдание. Подобная нетривиальная постановка обостряет проблему взаимоотношения знания и цели, истины и ценности, еще более разобщая неонеклассику с классикой и неклассикой. Остановлюсь на этом подробнее.

Знание может обслуживать разные цели, но не может быть жестоко с ними связано. С целью (через технологию) в естественнонаучной сфере координируется техника. С целью (через социальные программы) в социальной сфере координируется политика. Преследование целей апеллирует к знанию, но в фокусе внимания удерживает ценность. Мировые линии одного и другого не синхронизированы. Знание добывает истину, оно дескриптивно, ценность стоит на оценке, жизненной правде, она прескриптивна. Продукт знания - истина - универсальна; продукт ценности - оценка, жизненная правда - экзистенциально ориентирована. Логического перехода, моста от знания, истины (от понимания того, что есть в мире сущем) к ценности, оценке (к пониманию того, что надлежит быть в мире должном) не существует Последнее составляет пафос известного принципа Юма, утверждающего невозможность скачка от “есть” (фактические утверждения) к “должен” (императивы). Обратное возможно, а порой и желательно, если только императивы - не утопии.

В результате установки на проведение цели, следование ценностям разрушают знание, привнося в него чуждый момент идеологии. Идеология и наука несовместимы. Несовместимы во всем, что ни взять - теоретико-познавательные стандарты, ресурсы, средства освоения предметности, отношение к истине, правила фиксации и генерации результатов и многое другое.

Идеология есть чувственное освоение истины, она эстематична, наука есть рациональное освоение истины, она ноэматична. Идеология апологетична, представляет некритическое проведение, оправдание заранее принятого взгляда, - наука аргументативна, выступает критическим предприятием развития независимой мысли. Идеология отстаивает интересы, выражает “порядок людей”, - наука выявляет объективное обстояние дел, отображает “порядок вещей”. Комплексы идеологии личностны, опосредованы жизненной убежденностью, зиждутся на подвижнической, проповеднической, миссионерской деятельности. Продукты науки безличны, сцеплены с доказательством, их проведение, отстаивание не связано с персональной жертвенностью, героизмом. (Вспомним Гильберта, одобрявшего “вероотступничество” Галилея). Императивы идеологии воздействуют на практический разум, постулаты науки - на разум теоретический, “чистый”.

Число подобных сопоставлений без труда множится. Но сказанного довольно для укрепления понимания, что идеология и наука - нестыкуемые типы духовности, разнокачественные и разновекторные в своей основе. Инъекция в объективный поиск субъективных интересов сообщает науке чуждую ей избирательность, тенденциозность, кладет независимому, неангажированному познанию ясный и однозначный предел.

Геометрические аксиомы отрицались бы, если бы противоречили интересам людей, - апеллировал к идее Гоббса классик. Неверно. Геометрические и шире - математические аксиомы действительно от-рицаются. Но мотивом отрицания выступают не интересы, а приверженность разной семантике.

Существует, евклидова и неевклидова геометрии. Имеются “традиционный” и “нетрадиционные” (Клиффорда, Грассмана, Буля) варианты алгебр. Известны различные направления в области оснований математики, между которыми затруднен, если возможен, консенсус. Вообще альтернативность, полиморфичность науки - стандартное гносеологическое явление, связано с неоднозначности исканий истины, ибо истина - процесс и как завершенное, доопределенное во всех своих частях состояние субъекту не дана. Плюрализм подходов в науке, следовательно, детерминирован логикой познавательной деятельности, стремлением проиграть всевозможные рациональные ходы, а вовсе не интересами. Верно, в науковедении подчас говорится об интересах, но лишь в контекстах социологических, - при характеристике разъедающей науку групповщины.

Как ясно, союз идеологии с наукой противопоказан последней. Осуществленный насильственно (идеологический пресс сталинского тоталитаризма) или добровольно (классическая механика и естественный ее мировоззренческий финал в лапласовском детерминизме и механицизме), он слишком дорого обходится устремленной к истине свободно текущей, независимой, неподвластной внешним давлениям, веяниям конъюнктуры мысли.

“Не вокруг тех, кто измышляет новый шум, а вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир”. - утверждал Ницше и был глубоко прав.

Идеология как нарочитая практически-духовная форма освоения действительности через призму корпоративных интересов себя исчерпала. Она становится фактом прошлого. Но вообще без идеологии без жизненной правды, требующей стойкости, которой, привлекая мысль Пришвина, надо держаться, за которую надо стоять, висеть на кресте, - без такой правды нельзя. Нельзя, так как ни наука, ни знание, ни их конечный продукт - истина - ни в коей мере не воплощают и не олицетворяют высшее, конечное предназначение человечества, - они нейтральны, безучастны к решению “последних” коренных проблем бытия, связанных с “самостояньем человека”, осуществлением его призвания, автономного чувства жизни.

Следовательно, должна быть идеология с включенным в нее развернутым понятием наиважнейшего - тех фундаментальных ценностей, идеалов существования, которые целеориентируют, регулируют, мотивируют жизнь на уровне высокого. Возможно, выделить, как минимум, два признака, которые, с моей точки зрения, достаточно четко передают социальный дух, пафос новой идеологии.

Во-первых, новая идеология реализуется как общечеловеческий, планетарный, вселенский феномен с обязательной атрофией групповых, классовых, кружковых привязанностей. Она поэтому не партикулярна, а универсальна, и не в деталях, малозначащих, побочных своих проявлениях, но по существу. В самом деле: есть нечто, что в настоящий момент задевает все и всякие интересы, интегрирует устремления бедных и богатых, белых и цветных, верующих и атеистов. И это суть - ответственность за поддержание жизни, выживание рода, создание предпосылок дальнейшего вершения истории.

Во-вторых, новая идеология играет роль не традиционной формы общественного сознания, рядоположенной с другими, а обосабливается из их ряда в качестве духовного базиса, над которым надстраивается все остальное. Новая идеология - система этико-гуманистических абсолютов, намечающих идеальную сетку координат, куда вписываются известные проявления культуры, в том числе наука.

Данный тезис вовсе не противоречит высказанному ранее о необходимости полной эмансипации науки от идеологии, ибо речь шла об идеологии прошлой. Новая же идеология - духоподъемна, выполняет относительно науки (как и других форм общественного сознания) важные регулятивные функции.

Коль скоро мир подходит к черте, когда объем научно-технического действия оказывается сопоставимым с объемом действия природы, когда мы являемся свидетелями стремительного прогресса второй искусственной реальности, сжимающей и вытесняющей реальность естественно-первичную, противопоставление науки и идеологии, истины и ценности обессмысливается. Поскольку важен не мир сам по себе, а проект мира, поскольку интересно не то, что существует в бытии безотносительно к человеку, а что ему требуется, классический научный объектный тип рефлексии разрушается. Натурализм науки уступает место активизму идеологии, где отправной точкой становится перспективность сущего, которое культивируется, конструируется.

Так как действительность дана в контексте утилизации ее человеком, на передний план выдвигаются ценностно-целевые ее качества: насколько она отвечает капитальным общегуманистическим представлениям человечества о добре, счастье, достойной жизни.

Следовательно, проективность бытия изначально координирует научно спланированную деятельность с ценностным сознанием: отсутствие лицензии на творение совершенного бытия ориентирует человека на кристаллизованные в адаптации, а потому поставляющие гарантии абстрактные гуманистические каноны. Так истина сопрягается с ценностью, наука - с идеологией.

В совокупности содержательных императивов, предписаний, запретов новая идеология выступает, таким образом, определенной эвристикой, представляет модельную схему известного типа деятельности, какой она должна быть на практике применительно к вопросам науки.

Основные пункты этой схемы, идеи потребного знания в его внутренних и внешних проявлениях - ипостасях - состоят в соблюдении требований целесообразности, гуманистичности, рациональности, благоразумности, моральности, критичности, терпимости, экологичности, гражданской честности Методы научного познания и физика. М, 1985. С. 207.

Теоретическое и эмпирическое в современном научном познании. С. 301.

Шарден Тейяр де. Феномен человека. М., 1987. С. 38

См.: Ильин В. В. Научное знание и гуманистические ценности//0нтологическая проблема и современное методологическое сознание. М., 1990.

Три основных вопроса философии могут, утверждает Кант, быть сведены к одной-единственной проблеме: «Что такое человек?» Не следует, однако, забывать, что человек, по Канту, может изучаться по-разному. Его можно изучать эмпирическими методами, наблюдая проявления человеческой природы в различные эпохи и в разных культурах и обращая внимание на возможности усовершенствования человека в целом и его различных способностей в частности. Такая методика характерна для антропологии, и результаты подобных исследований были обнародованы Кантом в «Антропологии с прагматической точки зрения» (1798), текст которой основан на записях лекций по антропологии, которые Кант читал в Кенигсбергском университете с начала 70-х гг. Другой способ исследования человека базируется не на опыте, а на философской рефлексии, и он позволяет выявить априорные формы трех основных способностей человека, а именно способности познания, желания и так называемой способности удовольствия-неудовольствия. Такой подход к человеку тоже можно называть антропологией, но это будет особая, «трансцендентальная» 1 антропология. Ее тезисы подробно развернуты в трех кантовских «Критиках».

Важно, однако, отметить, что система критической философии Канта в любом случае не ограничивается «Критиками». Они рассматриваются Кантом как своего рода подготовительные сочинения, предваряющие анализом основных человеческих способностей более предметно ориентированное из-

1 Трансцендентальным Кант называет то, что способствует объяснению возможности априорного.

ложение материала. Так критика теоретической способности человека должна быть продолжена метафизикой природы, практической - метафизикой нравов 1 . Кант действительно создал не только «критические», но и «догматические», прикладные части своей философии, опубликовав «Метафизические начала естествознания» (1786) и «Метафизику нравов» (1797). Впрочем, резкое противопоставление прикладных и критических частей философии Канта лишено смысла, так как в трех его «Критиках» уже содержатся контуры этих прикладных частей. Что же касается «Критики чистого разума», то в ней заключены очертания вообще всей системы критицизма и, в частности, двух остальных «Критик», что объясняется тем, что поначалу Кант планировал ограничиться этой работой.

Теоретическая философия. Если рассматривать «Критику чистого разума», анализируя только элементы теоретической философии, то можно сказать, что эта работа совмещает в себе два эпистемологических проекта: 1) негативную программу ограничения человеческих познаний сферой возможного опыта, предметами чувств и 2) позитивную программу обоснования возможности априорного синтетического познания в этой сфере. Кант был уверен, что эти части его «трансцендентальной философии» связаны между собой. Выше уже было показано, почему он придерживался такого мнения. Вообще, исторический, или генетический, подход к анализу «Критики чистого разума» позволяет лучше понять структуру этого произведения и решить многие его загадки. Ведь в тексте «Критики» Кант далеко не всегда выставляет на первый план те доводы, которые привели к формированию его взглядов, и это иногда может дезориентировать читателя 2 .

Фокусом негативной и позитивной программ «Критики чистого разума» оказывается ее главный вопрос: «Как возможны синтетические суждения a priori?» (3: 64). За этой «школьной» формулировкой (синтетическими суждениями Кант называет суждения, в которых предикат извне присоединяется к субъекту, как в суждении «тела имеют тяжесть»; им противоположны аналитические суждения, эксплицирующие содержание субъекта, как в суждении «тела протяженны») скрывается следующая проблема: каким образом можно достоверно, т. е. с надлежащей всеобщностью и необходимостью (критериях априорного) узнать что-то о вещах, которые не даны или пока еще не даны нам в чувственном опыте? Кант был уверен, что подобные знания существуют. В качестве примера он приводил положения чистой математики, которым заведомо соответствуют все предметы, которые можно встретить в чувствах, а также принципы «общего естествознания», вроде закона причинности - «все изменения имеют причину». Но как же человек может предвосхищать то, что еще не дано ему? Иными словами, «как возможна чистая

1 Под метафизикой Кант понимает систему дискурсивного априорного знания о предметах.
Иногда он трактует эти предметы только как сверхчувственные предметы (и при такой
интерпретации он предлагает отождествить метафизику с «трансфизикой»). В других случаях он
понимает их более широко, что дает ему возможность говорить, к примеру, о метафизике природы.

2 К примеру, рассуждая о природе пространства и времени в «Критике» Кант не вспоминает об
аргументе о «неконгруэнтных подобиях», который исторически предопределил его переход к
такому взгляду на пространство и время, который представлен в этой работе. Этот аргумент вновь
появляется, причем в качестве чуть ли не решающего, лишь в разъясняющих «Критику»
«Пролегоменах ко всякой будущей метафизике, которая сможет выступить как наука» (1783).

математика?», «как возможно чистое естествознание?» и, наконец, «как возможна метафизика как наука?» (3: 65 - 66).

Кант доказывал, что науки, содержащие априорные синтетические познания, и сами эти познания, возможны лишь в том случае, если познавательные способности человека каким-то образом определяют вещи. Такой взгляд на проблему, противоречащий «видимости», состоящей в том, что наши понятия о мире, наоборот, формируются вещами, сам Кант называл «коперниканским переворотом» в философии (3: 35, 38). Понятно, однако, что человек не является творцом вещей. Поэтому если он и может определять их, то только с формальной стороны, и лишь те из них, которые могут быть даны ему в опыте, имеют отношение к его восприятию.

Вещи, поскольку они имеют отношение к человеческому опыту, Кант, как уже отмечалось, называет феноменами, или явлениями. Им противостоят вещи сами по себе.

Поскольку человек не может формировать вещи сами по себе, их априорное познание невозможно. Не даны они и в опыте. Поэтому Кант заключает, что такие вещи непознаваемы. Тем не менее он допускает их существование, так как в явлениях должно что-то являться. Вещи сами по себе «аффицируют» нашу чувственность (Sinnlichkeit), будучи источником «материальной» стороны явлений. Формы же явлений привносятся нами самими. Они априорны. Кант выделяет две такие формы - пространство и время. Пространство есть форма «внешнего чувства», время - «внутреннего». Внутреннее чувство связано с внешним, считал Кант, и невозможно без него. Воспринимать последовательность наших внутренних состояний, будь то мысли, ощущения или желания, можно, лишь соотнося их с неким неизменным фоном, а именно с предметами в пространстве, материей 1 . Но и внешнее чувство не может функционировать без внутреннего, так как постоянство пространственных объектов, сосуществование их частей и последовательность их изменений непостижимы вне временных характеристик.

Мысль о том, что время и тем более пространство не существуют независимо от субъекта, кажется весьма странной. Кант, однако, настаивает, что если бы время и пространство не были априорными формами чувственности, аподиктическая экспозиция их свойств в геометрии и арифметике была бы невозможна. Они должны были бы оказаться эмпирическими науками, но такие дисциплины не могут содержать априорные синтетические познания. Арифметика же и геометрия в изобилии содержат их.

Науки о формах и законах чувственного созерцания, однако, не исчерпывают всех аспектов человеческого познания. Знание может быть не только созерцательным, но и дискурсивным. И уже всякое реальное восприятие предполагает: 1) данность предмета в чувственном опыте, 2) осознание этого предмета. Сознание не имеет отношения к чувственности и созерцанию. Чувства пассивны, а сознание - спонтанное действие. Кант показывал, что всякий акт сознания, могущий выражаться формулой «Я мыслю [нечто]», предполагает рефлексию, самосознание, открывающее нам единое и тождественное Я, единственное неизменное в потоке представлений.

Кант, однако, отказывается называть это Я субстанцией. Такое Я было бы вещью самой по себе, а они непостижимы. Я есть лишь форма мышления, единство самосознания, или «апперцепции». Тем не менее Я оказывается для Канта глубинным источником самопроизвольной деятельности, основой

1 На этом положении основано кантовское «опровержение идеализма» (см. 3:235 - 238).

«высших познавательных способностей». Главной из этих способностей является рассудок (Verstand). Его основная функция - суждение. Суждение невозможно без понятий. Но любое понятие, к примеру «человек», содержит правила, по которым можно определить, подходит тот или иной предмет под данное понятие или нет. Поэтому Кант определяет рассудок как способность создания правил. Человеческий рассудок, подобно чувственности с ее априорными формами, содержит априорные правила, «основоположения». Основоположения вытекают из элементарных понятий рассудка - категорий, которые, в свою очередь, возникают из логических функций суждений, таких как связка «если - то», «или - или» и т. п.

Кант систематизирует категории в специальной таблице, параллельной таблице суждений, заимствованной им из логики 1 . Он выделяет четыре группы категорий - количества, качества, отношения и модальности, в каждой из которых оказывается по три категории - 1) единство, множество, целокупность, 2) реальность, отрицание, ограничение, 3) субстанция - акциденция, причина - действие, взаимодействие, 4) возможность - невозможность, существование - несуществование, необходимость - случайность. Третья категория в каждой из групп может быть истолкована как синтез (но не простая сумма) первых двух. Кант, однако, настаивал, что и другие категории (прежде всего категории отношения) связаны с синтетической деятельностью. Именно через категории многообразное чувств подводится «продуктивным воображением» под «трансцендентальное единство апперцепции», чистое Я, с которым соотнесены все наши представления. Если бы явления не подчинялись категориям, эти явления не могли бы осознаваться нами. Поэтому если пространство и время составляют условия возможности явлений вообще, то категории заключают в себе условия возможности воспринимаемых явлений - иные же явления, утверждал Кант, суть ничто для нас, а так как сами по себе они лишены реальности, то «невоспринимаемые явления» есть не более чем абстракция.

неоднородны с явлениями как эмпирическими предметами чувственного созерцания. И если они должны применяться к явлениям, то их надо перевести на язык чувственности. Этот перевод осуществляется с помощью «схематизма» чистых понятий рассудка, механизма, в котором решающую роль играет воображение, способность, занимающая промежуточное положение между рассудком и чувственностью, - чувственное по форме, оно активно, подобно рассудку. Схемой Кант называет «представление об общем приеме способности воображения, поставляющем понятию образ» (3: 177 - 178). В отличие от образа, в котором всегда представляется единичный предмет, схема содержит общие правила синтеза многообразного в созерцании. От чистых рассудочных правил они отличаются своим темпоральным характером. Именно через формы времени происходит чувственная интерпретация категорий. Схемой категорий количества оказывается число

1 А именно из «общей логики», под которой Кант понимает науку, содержащую «необходимые правила мышления» и отвлекающуюся от различия между предметами (3: 102). От общей логики он отличает «трансцендентальную логику», которая принимает во внимание только априорные познания предметов и занимается тем, что определяет их «происхождение, объем и объективное значение» (3: 105).

как единство последовательного «синтеза многообразного однородного представления вообще», схемой категорий качества - представление о степени наполненности времени, схемой субстанции - «постоянство реального во времени», причины - «реальное, за которым... всегда следует некоторое другое реальное», взаимодействия - «сосуществование определений одной субстанции с определениями другой субстанции по общему правилу» (3: 179 - 180). Схемой категории возможности Кант объявляет «согласие синтеза различных представлений с условиями времени вообще», действительности - «существование в определенное время», необходимости - «существование во всякое время» (3: 180).

Схемы категорий придают «объективную реальность» этим рассудочным понятиям и одновременно ограничивают область их познавательной значимости явлениями. На основе этих схем Кант формулирует основоположения чистого рассудка: «все созерцания суть экстенсивные величины», «во всех явлениях реальное... имеет интенсивную величину», «при всякой смене явлений... количество субстанции в природе не увеличивается и не уменьшается», «все изменения совершаются согласно закону связи причины и действия» (3: 191, 195, 205, 210) и т. д. Они могут рассматриваться как априорные законы природы, составляющие основу общего или чистого естествознания, законы, которые человеческий рассудок (при посредничестве бессознательной деятельности трансцендентального продуктивного воображения) привносит в мир явлений, чтобы затем вновь, уже сознательно, вычитывать их из природы. Познавая природу, человек всегда предполагает в ней эти законы. Поэтому познание невозможно без взаимодействия чувств и рассудка. Без рассудка, писал Кант, чувственные созерцания слепы, а рассудочные понятия, лишенные чувственного наполнения, пусты. И тем не менее человек, по Канту, не удовлетворяется миром чувственного опыта и хочет проникнуть к сверхчувственным основам явлений, ответить на вопросы о свободе воли, бессмертии души и бытии Бога.

В этом направлении его влечет разум (Vernunft). Разум вырастает из рассудка и трактуется Кантом как «способность принципов», способность мыслить безусловное и предельное. В известном смысле разум, устремленный к постижению первоначал, есть философская способность, ведь философия, по крайней мере «первая философия», или метафизика, всегда занималась началами бытия. И Кант совсем не случайно говорил, что все люди как разумные существа имеют естественную склонность к метафизике.

Разум имеет логическую и реальную функцию. В «логической» функции он является способностью умозаключений, т. е. априорных выводов из всеобщих посылок, в реальной - используется для познания или создания предметов. Иными словами, разум допускает теоретическое и практическое применение. Теоретическое применение разума бывает, по Канту, регулятивным и конститутивным, причем правомочно лишь регулятивное применение, когда мы смотрим на мир так, «как если бы» (als ob) он соответствовал разуму. Конститутивное применение разума предполагало бы возможность доказательного соотнесения с вещами его априорных понятий.

Априорные и необходимые понятия разума, которым не может быть дан в опыте никакой предмет, Кант называет «идеями чистого разума». Из трех основных разновидностей умозаключений, категорического, гипотетического и дизъюнктивного

Кант дедуцирует три класса идей - души, мира и Бога (трансцендентальный идеал). Кант не отрицает, что эти идеи являются естест-

венным порождением разума. Но он не считает, что они могут быть источниками объективного знания. Они лишь подталкивают рассудок ко все более глубокому проникновению в природу. Попытка же поставить им в соответствие реальные объекты проваливается. В «диалектическом» разделе «Критики чистого разума» (который вскрывает «иллюзорность трансцендентных 1 суждений» и следует за «трансцендентальной эстетикой», где изложено учение о чувственности, и «трансцендентальной аналитикой» - о рассудке) Кант последовательно разрушает традиционные метафизические дисциплины о сверхчувственном, точно соответствующие рубрикации идей чистого разума, а именно рациональную психологию, рациональную космологию (учение о мире в целом) и естественную теологию.