В предльно общей форме кантовское понимание процесса познания можно представить себе так. Реальность, воздействуя на субъекта, порождает многообразие ощущений, упорядочивающееся с помощью априорных форм чувственности. Восприятие при этом носит индивидуальный и субъективный характер; для того, чтобы оно превратилось в опыт, то есть в общезначимое и в этом смысле объективное, необходимо участие другой познавательной способности, а именно мышления, оперирующего понятиями. Эту способность Кант именует рассудком. В отличие от пассивной восприимчивости чувственности, рассудок активен; при этом его деятельность сугуба формальна - он не располагает никаким собственным содержанием. А оно-то и поставляется чувственностью. Рссудок выполняет функцию подведения многообразного чувственного материала (организованного на уровне восприятия с помощью априорных форм созерцания) под единство понятия.
Итак, рассудок переводит индивидуальное восприятие на уровень всеобщего опыта. Подобное мероприятие становится возможным при помощи категорий . Категории, находящиеся в распоряжении рассудка, есть ничто иное, как априорные формы мышления . Именно то обстоятельство, что рассудок сам конструирует предмет сообразно априорным формам мышления - категориям, - снимает, по Канту, вопрос отом, почему предметы согласуются с нашим знанием о них.
Но что же служит последним основанием единства, без которго рассудок не смог бы выполнить свою функцию объединения многообразного? Такое высшее единство Кант усматривает в том всегда тождественном себе акте, который сопровождает все наши представления, а также впервые делает их возможными: речь идет об элементарном акте самосознания , выражающемся в формуле «Я мыслю». Этот акт Кант называет трансцендентальным единством апперцепции (самосознания) и считает его источником всякого единства. Категории же представляют собой как бы частные случаи (спецификации) этого высшего единства. И в то же время Кант не считает рассудок высшей познавательной способностью: ему недостает цели, то есть движущего стимула, который давал бы направление его деятельности.
Существует ли среди наших познавательных способностей такая, которая могла бы руководить деятельностью рассудка, ставя перед ним определенные цели? Согласно Канту, такая способность есть, и назвается она разумом. Рассудок, по Канту, всегда переходит от одного обусловленного к другому обусловленному - ведь в мире опыта нет ничего безусловного. В то же время человеку свойственно стремление обрести абсолютное знание, или, выражаясь словами Канта, получить безусловное . Такого рода безусловное нам и предлагает разум в виде идей . Однако, в отличие от Платона, идеи у Канта - всего лишь представления о цели, к которой стремится наше познание, о задаче, которую оно перед собой ставит. Идеи разума выполняют регулятивную функцию в познании, побуждая рассудок к деятельности, но не более того.
План семинара
I.Античная и средневековая философия: познание как (само)изменение субъекта.
II. Философия Нового Времени: «Я» как «архэ» и субъект-объектная модель познания.
III. И. Кант: от бытия - к деятельности, от субстанции - к субъекту.
В XIX в. Гегель в «Философии права» говорил о том, что все разумное действительно, а все действительное разумно. Сегодня тот, кто говорит о разумности действительности, считается политическим консерватором и даже реакционером. Основой социальных реформ стал субъективный разум. В таком понимании разум извне приносится в мир и осуществляется волевым субъектом. Однако субъективный разум вовсе не признавался в античности и в средние века. Там, где речь первоначально шла о бытии, разум определялся как нечто объективное. Именно ему должен подчиняться человек, если он хочет быть разумным. В античности объективный разум принадлежал Космосу, порядок которого имел сверхличностное значение, и даже христианская концепция творения меняет статус объективного разума весьма незначительно.
Объективное определение разума (логоса) в античности проявляется в его характеристиках. Например, логосу противопоставлялся миф как сказка, вымысел о мире и богах. Логос - философское строго научное учение о сущности мира. Отсюда с понятием логоса связана концепция точного знания, которому противопоставляется мнение. Другая
противоположность: «логос» - «эстезис», т. е. чувственное и рациональное. Истина может схватываться разумом, мышлением, а мнения происходят из чувственных впечатлений.
Древнегреческий философ Парменид считал, что истина постигается мышлением, а мнение опирается на чувство. «То, что мыслимо, то и должно быть» - так можно сформулировать его тезис. Бытие - это то, что есть, что вечно и неизменно пребывает, как таковое оно недоступно чувству, воспринимающему изменяющееся. Эти особенности греческой онтологии (to on - сущее) объясняют квазинатуралистическую связь истинного бытия (einai), объективного разума (logos) и субъективного мышления (noein). Такая внутренняя связь задавала устойчивость европейской метафизики. Вместе с тем, Христианство существенно трансформировало философию. В Евангелии от Иоанна, где сказано, что «В начале было Слово», осуществляется отказ от греческой онтологии, проявляющийся в персонализации объективного разума. Еще стоики трактовали логос как божественное начало. Христианская теология, кон-фронтируя с античностью, определяла Христа как ставшее телесным Слово Бога. То, что раньше было объективным законом бытия и мысли, теперь получает персонального субъекта. В христианском платонизме идеи - это мысли Бога. В известном гегелевском определении логика предстает как изображение чистой сущности Бога и она объединяет чистый разум и бытие, истину и божественное.
В истории объективного разума наблюдается постепенное осознание его антропоморфизации. Древнегреческие философы считали, что управляющим началом мира является Ум, и это было воспринято учением о божественном интеллекте. Однако идея творения привела в рамках средневековой динамической картины мироздания к длительному спору о соотношении воли и интеллекта: подчинена ли воля Бога его разуму? Волюнтаристы настаивали на примате постулата творения и исходили из божественного: Fiat (да будет). Их противники интеллектуалисты видели угрозу в том, что примат воли приведет к уничтожению разума. В новое время спор воли и разума наиболее впечатляюще представлен метафизикой А. Шопенгауэра. Он высказывал резкий протест против гегелевского единства бытия и мышления, которое, по его мнению, означало порабощение живого процесса становления абстрактной мыслью. Преодолевая гегелевский логоцентризм, Шопенгауэр пришел к волюнтаризму и иррационализму: мир произведен не разумом, а слепой и темной волей, порывы которой определяют желания и поступки человека. Именно Шопенгауэр поставил под вопрос определение человека как «разумного животного» и после него основанием природы человека стали выбирать социум, экономический базис, бессознательное, коммуникацию и т. п. Классическая модель рациональности была подвергнута уничтожающей критике в философии постмодернизма.
Однако истолкование разума как формы воли к власти на самом деле не является корректным. Это власть иного рода и она не сводится к стратегии насилия. В греческой философии логос отождествлялся с огнем, светом. Мысль, освещая бытие, дает последнему возможность показать себя. Точно так же в Христианстве развивалось учение о естественном свете разума (lumen naturale), соединившее понятия разумности и святости. Гегель выступил продолжателем этой традиции. Его определение логики включает метафоры света и духа (пневмы). Его разум оказывается живым. Возрождая после Канта онтологическую традицию, Гегель разработал концепцию единства бытия и мышления, которая основывается на самокритике, в которой истинный логос выступает как единство субъективного и объективного разума в абсолютном духе. Сегодня термин «дух» сравнительно редко используется в философии, и только Гегель на короткое время произвел ренессанс в его употреблении. Для характеристики субъекта познания используются понятия «рассудок», «разум» и «интеллект». Для оценки человеческой способности постигать окружающий мир используется также обобщающее понятие мышления. Еще Локк определял его как связь представлений (идей), не проводя при этом резкого разграничения между чувственными и абстрактными представлениями. Способность рассуждения у Канта объединяет рассудок и разум, а у Гегеля пронизывает все формы и виды представления, в том числе и чувственные. Однако сегодня наиболее общеупотребительным синтезирующим термином является «рациональность». Она не связывается больше с субъективным разумом, а отождествляется с безличными объективными структурами логики, которые в свою очередь опираются не на онтологию или теологию, а на нормы общечеловеческого инструментального действия.
Основные понятия немецкой классической философии восходят к средневековому различению «рацио» и «интеллекта», которые ведут свою «родословную» от древнегреческих «нус» и «дианойя». «Нус» в древнегреческой философии означал своеобразное духовное видение, благодаря которому истинно сущие идеи постигаются человеком. «Дианойя», напротив, обозначает операции и процедуры, при помощи которых методически исследуются идеи. В латинской традиции «ноэтическое» и «дианоэтическое» выражается в форме противопоставления интуитив
ного и дискурсивного. Первое характеризует интеллект, способный к чистому духовному постижению. Второе -рассудок, т. е. анализ понятий и операции с ними. Таким образом, рассудок и разум обозначают как бы две стороны мышления, которое направлено на нечто как предмет мысли и которое является одновременно операцией, процедурой, т. е. собственно размышлением, или исследованием. Обе эти стороны взаимосвязаны: мыслительные операции без предмета пусты, а мысль без логических процедур смутна и невыразима.
Уже в античной философии удалось найти пластичное соединение интуитивного и доказательного знаний. В философии нового времени это достигалось на основе согласования и дополнительности «врожденных» и «необходимых» истин. Они являются продуктом рефлексивных актов, которые делают наши идеи понятными для нас и открывают доступ к невидимым чувственным зрением предметам - субстанции, абсолюту, причине, закону и т. п. Аргументация и другие операции мышления зависят от ноэтических объектов, которые усматриваются чистым разумом. Эта четкая картина мышления, созданная философами-рационалистами, подверглась деструкции в эмпиризме, представители которого опирались не на «внутренний» - интеллектуальный, а на «внешний» - чувственный опыт восприятия предметов. В рамках такой парадигмы противопоставление рассудка и разума обессмыслилось, ибо ведущее значение приобрела оперативная способность мышления.
Кант, предпринявший попытку примирения рационализма и эмпиризма, снова вводит различение рассудка и разума, но уже не используя представления о «врожденных идеях». В познании он выделял чистые формы, которые недоступны чувствам, ибо являются не предметами, а условиями их возможности (пространство и время как формы чувственности; единство, множество, субстанция, причинность и другие категории как формы мышления). Рассудок (интеллект) мыслит посредством форм, т. е. рассуждает по правилам логики. Разум дает основания для рассуждений и выполняет по отношению к рассудку критико-рефлек-сивную функцию. По Канту, анализ и синтез соединяются мышлением, выполняющим различные функции: рассудок - это мышление о предметах, а разум - мышление о мышлении. Рефлексия, как способность размышлять о мышлении, обеспечивающая возможность априорного, т. е. доопытного познания предметностей как таковых, дополняются у Фихте и Шеллинга «чистым созерцанием». У Гегеля оба момента - «понятие» и «созерцание» получают абсолютное единство в его диалектической логике.
Не являются ли движущими силами человеческих действий потребности, желания и страсти? Речь идет о границах разума: не привносится ли он, так сказать, задним числом, когда теоретики предпринимают рациональную реконструкцию истории? Такого рода проблемы составляют основу практической философии. Ее не следует сводить к вопросу о соотношении теории и практики или к проблеме опытной проверки знания. Практическая философия не сводится к дополнению абстрактных метафизических схем инструментальными моделями, позволяющими применять теорию на практике. Она имеет самостоятельное значение и, в частности, указывает на жизненный мир как фундамент теоретического знания.
В ходе обсуждения соотношения теоретического и практического разума сложилось несколько подходов, среди которых можно выделить монизм (внутри которого ведутся споры между интеллектуалистами и прагматиками) и дуализм. Например, Сократ, Платон и Аристотель являются основателями практической философии, однако они понимали ее по-иному, чем в новое время. Главным вопросом был вопрос о том, как жить, ибо от философии ожидали четких ориентиров поведения в жизненном мире. Даже досократическая философия, которая определяла логос как мировой закон, являлась принципиально антропоморфной. При этом античные философы были едины в том, что разумная практика управления домом (ойкосом) и государством (полисом) опирается на постижение гармоничного устройства Космоса и состоит в соответствии действий и объективных законов бытия. Управляя другими, человек должен научиться контролировать собственное поведение и управлять собой. Для этого недостаточно самопознания, и греческая забота о себе включала физические упражнения - гимнастику, диетику и аскетику. Полагая, что истина обеспечивает благо и добродетель, Платон различал душу и тело на манер всадника и лошади. Поскольку опасность может исходить как от одного, так и от другого, он учитывал необходимость совершенствования духовных и телесных практик управления людьми.
Аристотель больше, чем Платон, доверял знанию и считал знающего безусловно добродетельным, однако и он не может быть отнесен к интеллектуалистам, так как развил учение о самостоятельности практического сознания (фронезис). Указывая на самостоятельность практической жизнедеятельности, где нельзя руководствоваться чистыми идеями, он не может причисляться к иррационалистам. Так, практическое умозаключение у него основано на соблюдении логики и учете фак
тов. Теория имеет дело с всеобщим, а в жизни человек сталкивается со случайным и единичным. Отсюда признание значимости мнений, которые Платон считал несовместимыми с философскими рассуждениями. По мнению Аристотеля, целью деятельности является хороший образец, в качестве которого выступает добродетельный поступок, утверждающей ценности государства.
В новое время сформировался принцип автономности и свободы индивида, который уже не требовал безусловного подчинения человека государству. Критерий «жизни в государстве» заменяется понятием личного самосохранения и удовлетворения собственных потребностей. В результате практическая философия утрачивает всеобщность и вырождается в наставления относительно частной жизни. Кант снова предпринял попытку спасения практической философии путем принятия категорического императива и сделал чувство долга регулятором практического поведения: действуй так, чтобы максима твоей воли была принципом всеобщего законодательства. Моральное сознание трансцендентального субъекта, способное ограничить произвол индивида общечеловеческими нормами, с этих пор считается главным в практической философии. Вместе с тем, мораль не является универсальным мерилом индивидуальных поступков, которые подчинены критериям успеха. Отсюда стоит острая проблема соединения морали с профессиональной этикой. Современная практическая философия отличается от запретительной морали тем, что представляет собой концепцию жизненного ориентирования и стремится сформулировать позитивные ценности, регулирующие индивидуальное поведение.
Все это заставляет пересмотреть сложившиеся представления о рациональности. Когда мы говорим о рациональности поступков, институтов или знаний, то используем это понятие как предикат. Однако применительно к личности оно выступает как диспозиция, ибо проявляется при взаимодействии человека с окружающим миром и другими личностями. Как относительное, так и безотносительное определение рациональности сталкивается с многочисленными трудностями. Хотя в философии разум трактуется как абсолютный, тем не менее на практике его нельзя определить безотносительно к тем условиям, в которых он применяется. Аристотель говорил о разумности как о чем-то родственном благу и добродетели. Кант говорил об условиях возможности рационального познания, а сегодня рациональность сводится к информации и компетенции, к способности применять законы в соответствующих обстоятельствах. Вместе с тем, рациональность - это не столько дескриптивное, сколько нормативное понятие. Когда рациональность определяется как действие по правилам, то различие истинного и ложного определяется здесь на основе нормы. Стало быть, рациональность вовсе не сводится к свободе от ценностных суждений, как полагал М. Вебер в своей концепции целе-рационального действия". Все эти замечания свидетельствуют о необходимости пластичного соединения ценностного и познавательного в теории рациональности.
Вера в объективный разум, действующий в природе и в истории, может быть названа метафизическим рационализмом. Ему противостоит «метафизика экстаза». Попыткой снятия этой противоположности выступает методологический рационализм, отличающий мотивы поступков и их рациональные основания. Возможность рациональной реконструкции кажущегося иррациональным поведения людей сохраняется и в нашу «постметафизическую» эпоху. В сущности, даже скептик вынужден прибегать к рациональной аргументации, и попытка развернуть критику разума сама опирается на мышление. Рационализм - это не только доктрина, но и реальные мышление, язык, деятельность. Все они опираются на способность находить и корректировать стандарты рациональности. Для принятия решения требуется как высокий уровень профессиональной компетентности, так и учет жизненных ценностей. Это предполагает участие в дискуссиях относительно тех или иных важных решений не только специалистов, но и общественности, которая должна защищать свои ценности и традиции перед специалистами, которые руководствуются возможностями технических систем.
Разум и рассудок - понятия, выражающие две взаимно необходимые стороны развития научного познания, а также нравственного и художественного мышления, две взаимно помогающие друг другу способности; философские категории, сформировавшиеся в домарксистской философии и выражающие два уровня мыслительной деятельности.
Рассудочная способность отличается тем, что в её пределах понятия не находятся в процессе преобразования и сохраняют устойчивую форму; они выступают как готовые теоретические «мерила» для эмпирического материала, для конструирования результатов. Отсюда - отвлечённый характер рассудочных операций и результатов, дающий почву для культа абстракций и формализмов, для приписывания им самодовлеющей созидательной роли. Вооружённый одним лишь рассудком, человек и самую свою жизнь делает всё более рассудочной - сферой утилитарной рациональности.
Разумная способность отличается, напротив, тем, что здесь понятия ввергаются в процесс преобразования. Главное отличие разума в том, что он не чужд нравственной и художественной культуре, а устремлён к соединению с ними познания ради развития самого субъекта. Если научное исследование, основанное лишь на рассудочной способности, резко расходится с нравственностью и искусством, разум создаёт атмосферу их содружества.
Различение разума и рассудка как двух «способностей души» намечается уже в античной философии: если рассудок — способность рассуждения — познаёт всё относительное, земное и конечное, то разум, сущность которого состоит в целеполагании, открывает абсолютное, божественное и бесконечное. У Николая Кузанского , Бруно , Якоби, Шеллинга и других сложилось представление о разуме как высшей по сравнению с рассудком способности познания: разум непосредственно «схватывает» единство противоположностей, которые рассудок разводит в стороны.
Детальная разработка представления о двух уровнях мыслительной деятельности — разуме и рассудке принадлежит Канту . «Всякое наше знание начинает с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцаний и для подведения его под высшее единство мышления». Основная функция рассудка в познании — упорядочение, систематизация явлений, материала чувственности. Рассудок, по Канту, привносит форму в знание, содержание которого есть результат чувственного созерцания. Рассудок всегда носит конечный, ограниченный характер, поскольку конечно и ограничено содержание, порождаемое чувственным познанием. Вместе с тем, согласно Канту, мышлению свойственно стремление к выходу за пределы этой конечности, к поиску безусловных оснований, не ограниченных рамками конечного опыта. Таким мышлением является разум, стремящийся найти бесконечное, безусловное и абсолютное. Однако разум не достигает этой цели и впадает в неразрешимые противоречия — антиномии.
Продолжая кантовскую традицию различения разума и рассудка как двух ступеней рационального познания, Гегель противопоставляет разум (как «бесконечное» мышление) рассудку (как «конечному» мышлению). Конечность рассудка обусловлена тем, что он, фиксируя ограниченные определения мысли, не способен выйти за пределы их содержания. Однако устойчивость, определённость и конечность рассудка лежит, согласно Гегелю, в основе систематизирующей деятельности мышления, упорядочивания доставляемого восприятием материала. Признавая правомерность рассудка, Гегель вместе с тем подчёркивал, что возможности мышления не исчерпываются рассудочной деятельностью. В отличие от Канта, Гегель признавал способность разума выполнять в познании конструктивную функцию. Достигнув стадии разума, мышление выступает как свободная, не связанная какими-либо внешними ограничениями спонтанная активность духа. На стадии разума мышление делает своим предметом собственные формы, наличные определения мысли и, преодолевая их абстрактность и односторонность, вырабатывает «разумное», или «конкретное», понятие. В разуме находит выражение диалектика познания: Гегель рассматривал деятельность мышления на стадии разума как развитие, конкретизацию его понятийного содержания. Однако он мистифицировал этот процесс, представив его как саморазвитие понятия. Ф. Энгельс отмечал, что «… гегелевское различение [разума и рассудка], согласно которому только диалектическое мышление разумно, имеет известный смысл»; он указывал также что «… диалектическое мышление… имеет своей предпосылкой исследование природы самих понятий…» .
В марксизме проблема разума и рассудка решается на основе понимания человека в его целостности, единстве многообразных проявлений его деятельности. С точки зрения диалектического материализма процесс развития теоретического мышления предполагает взаимосвязь разума и рассудка. С рассудком связана способность строго оперировать понятиями, правильно классифицировать факты и явления, приводить знания в определённую систему. Опираясь на рассудок, разум выступает как творческая познавательная деятельность, раскрывающая сущность действительности. Посредством разума мышление синтезирует результаты познания, создаёт новые идеи, выходящие за пределы сложившихся систем знания.
Оглавление
Слова «ум», «разум» и «рассудок» очень часто употребляются как синонимы, и во многих жизненных ситуациях такое словоупотребление оказывается вполне приемлемым, однако при более глубоком взгляде на человека их различение оказывается важным, а в православной духовной традиции – необходимым. Нашей целью является общий обзор содержания этого терминологического ряда в православной аскетической традиции и предоставление его уважаемым читателям для сопоставления и размышления в контексте жизненного и профессионального опыта каждого человека.
Предыстория вопроса
Отметим сразу, что различение, по крайней мере, разума и рассудка имело место еще в дохристианскую эпоху как в древнегреческой философии, так и в духовной литературе Востока.
В античности первым из мыслителей, кто уловил разнотипность характера мышления, был Гераклит, который показал, что один способ мышления позволяет видеть частное, а другой возвышает до целостного. Первое – это рассуждение, оно менее совершенно, ограниченно, человек в этом случае не поднимается до всеобщего. Разум же состоит в возможности воспринять природу целостно, в ее движении и взаимосвязи. Сократ и Платон считали, что разум есть способность созерцать сущее в понятиях, а рассудок достаточен для обыденного применения в практической деятельности. Согласно Аристотелю, более мудрым оказывается не тот, кто действует непосредственно, а тот, кто владеет знанием в общей форме. Рассудок проявляет себя в частных науках, в какой-либо специальной области. Его функция – составление суждений, формальное отношение к вещам. Разум же ориентирован на сущее.
Святые отцы Церкви, многие из которых были прекрасными знатоками античного наследия, отчасти восприняли это учение от древнегреческих авторов, видя, что оно реально соответствует онтологии человека. Однако, как и во многих других темах, воспринятое знание было осмыслено ими в контексте опыта жизни во Христе и наполнилось более глубоким антропологическим содержанием, что и представляет, на мой взгляд, немалую ценность. Ибо святоотеческое учение основано не на абстрактном теоретизировании, а на реальном опыте духовной жизни, и каждое понятие, каждое смысловое различение выстрадано собственной жизнью православных подвижников.
Общий взгляд. У святых отцов мы повсеместно можем встретить различение указанных двух типов высшей деятельности души – умной и рассудочной. Но поскольку антропологическая терминология в святоотеческой традиции никогда жестко не регламентировалась, постольку и названия их весьма разнообразны, например, они могут быть обозначены как «ум и разум», «ум и рассудок», «дух и душевность», «мудрость и знание» и т.д.
Это разнообразие терминологических пар может несколько дезориентировать неподготовленного читателя, но желающим ознакомиться с христианской антропологией следует помнить, что терминология в этой сфере не оформлена, поэтому понимание святоотеческих текстов не должно быть буквальным, формальным. Чтение и понимание творений святых отцов – это особый вид духовной деятельности, который возможен, только если читатель сам укорен в Священном Предании Православной церкви и имеет личный опыт жизни во Христе. Насколько этот опыт христианской жизни глубок, настолько и доступными для человека становятся тексты святых отцов. Об этом говорил еще апостол Павел: «Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?… Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем [надобно] судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (). Кстати, и в этих словах первоверховного апостола мы видим различение двух типов познания – духовного и душевного, которые не просто различаются, но и могут приводить к противоположным выводам. В основе этого различения опять-таки лежат указанные нами ранее понятия. Перейдем к их более подробному рассмотрению.
Рассудок
Слова «рассудок», «рассуждение» (διάνοια, λογική) часто встречаются в книгах Ветхого и Нового Завета и обозначают душевную деятельность человека, в ходе которой производится анализ событий, личного опыта и других фактов, чтобы сделать выводы, принять решение. В этой деятельности человек опирается на свои естественные силы. Если быть точнее и вспомнить святоотеческое учение о трех силах души, то рассудок и рассуждение – это проявление высшей силы души – разумной.
Эта сила в святоотеческих творениях имеет несколько синонимичных наименований: рассудительная, мыслительная, словесная, познавательная. Разумная сила – это не ум, хотя они и связаны между собой теснейшим образом. Из современных терминов ближе всего к святоотеческому пониманию рассудка термин «интеллект» или «интеллектуальная способность» как способность к анализу, суждениям и заключениям.
Разумная сила души служит целям приспособления к окружающему миру. Она еще называется у святых отцов «естественный» разум, а после грехопадения – «плотской» разум. Он анализирует, рассуждает, мыслит, вступает в диалог, создает понятия и представления, но его суждения в основном ограничены чувственным миром. О сверхчувственном мире рассудок догадывается или получает ведение от ума: «Разум делает заключения об умосозерцаемых вещах, но не сам по себе, а связавшись с умом (νοῦς )» . Согласно святому , рассудок не способен к единому простому цельному знанию.
Поскольку после грехопадения естественные силы человека повредились, то повредился и рассудок, поэтому во всех своих самостоятельных построениях он содержит ошибки. В Священном Писании говорится, что здравый рассудок можно потерять: «Ибо они народ, потерявший рассудок, и нет в них смысла» (). Человек может настолько извратить свой рассудок, что может именоваться безрассудным (; ; ; и др.) или сделать свой рассудок лукавым: «Виноградари, увидев его, рассуждали между собою, говоря: это наследник; пойдем, убьем его, и наследство его будет наше» (; ; ). Здравый рассудок – это сокровище, которое нужно добыть, сохранить здоровым и преумножить:«Сын мой! Храни здравомыслие и рассудительность » (; Ср.: ; ). Правильные рассуждения могут приблизить человека к познанию Бога: «Не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия» (; ). Дар богоугодного рассуждения является одним из высших даров для православного подвижника. Избавиться от ошибочности в рассуждениях человек может лишь тогда, когда имеет внутреннее единение с неповрежденным источником Истины – Христом.
Разумная сила души проявляет себя через мышление (διάνοια) и действует через мысль или, как говорили святые отцы, внутреннее слово . Преподобный так характеризует внутреннее слово:«Внутренний логос сердца есть то, чем мы размышляем, судим, составляем труды, читаем тайно целые книги, без того, чтобы наши уста произносили слова» .
Понятие о мысли четко отличается святыми отцами от понятия «помысл » или «помышление» (λογισμός). Помысл – это непроизвольная мысль, побуждающая человека к действию. В отличие от мысли, которая есть результат сознательной интеллектуальной работы, помысл имеет различные неосознаваемые человеком причины появления. У людей после грехопадения сознание заполнено множеством помыслов. Люди пытаются разобраться в них или осуществить их. Эта внутренняя работа требует немалых душевных сил, но она не является прямым проявлением рассудка или мышлением по сути, ибо исходный мысленный объект не порожден сознательной деятельностью собственного разума. Человек тратит силы, чтобы разобраться с тем, что ему «взбрело» в голову и, не поняв сути, но, найдя какое-то оправдание и возможность, начинает осуществлять помысл. Очень часто голова человека может быть переполнена помыслами при полном отсутствии мыслей, что нашло свое выражение в народной мудрости: «Богатеть помыслами, не значит – богатеть умом». Чистое рассудочное мышление – явление весьма редкое.
Святоотеческое учение о разумной силе души включает в себя не только рассудочность, но и воображение и память. В положительном виде эта сила проявляется в виде знаний, обоснованных мнений, предположений, научных теорий. В отрицательном виде – это идолопоклонство, рассеянность мыслей, мечтательность, фантазии, празднословие, а также «неверие, ересь, неблагоразумие, хула, неразборчивость, неблагодарность и соизволение на грехи, происходящие от страстной силы в душе» . Пр. так описывает путь исцеления рассудка: «К уврачеванию же и исцелению служат несомненная вера в Бога, истинные, непогрешительные и православные догматы, постоянное изучение словес Духа, чистая молитва, непрерывное благодарение Богу» [там же].
По мысли святых отцов разумная сила души имеет особую связь с головой человека, но голова или мозг – это не источник, а инструмент данной силы.
Разум и ум
В святоотеческих творениях слово «ум» (νοῦς ) часто используются как синоним слова «дух» (πνεῦμα). Много таких отождествлений встречается в творениях святых отцов, обличавших ересь Аполлинария (IV в.). Почему это возможно? Ум, как говорится в Священном Писании, есть око души (). Об этом же говорит и преподобный : «Ум (νοῦς) принадлежит душе, не как что-либо другое, отличное от нее самой, но как чистейшая часть ее. Что глаз в теле, то и ум в душе» .
Ум – это созерцательный орган. Он предназначен для созерцания и познания Бога и сверхчувственного мира, для богообщения, т.е. для высшей духовной деятельности человека: «Уму свойственно пребывать в Боге, и о Нем умствовать, равно как о Его промышлении и о страшных судах Его» . Другими словами, он выполняет все то, что относится к человеческому духу, прежде всего, соединяет человека с Богом, поэтому и возможна взаимозамена этих слов. Однако необходимо отметить, что в святоотеческой традиции слово «дух» более емкое и включает в себя не только созерцание, но и понятие о духовной силе и едином духовном чувстве.
В наставлениях преподобного подробно описывается богосозерцательное предназначение ума: «Орган зрения телесного – глаза, орган зрения душевного – ум… Душа, не имеющая благого ума и доброй жизни, слепа… Глаз видит видимое, а ум постигает невидимое. Боголюбивый ум есть свет души. У кого ум боголюбив, тот просвещен сердцем и зрит Бога умом своим» .
Для подобного созерцания необходимо безмолвие (suc…a) во всем человеческом естестве, чтобы в человеке умолкли чувственность, мечтательность, мышление (!). В этом состоянии ум не рассуждает, но созерцает. Созерцание – это основная деятельность ума, благодаря которой он познает и Бога, и духовный мир, и тварное бытие. Созерцание – это не мышление, это восприятие вещи и явления в непосредственном бытии, в их внутренней сущности, а не в их физических качествах. Ум видит-созерцает скрытый духовный смысл, следы присутствия Бога, стремится узреть Божественные замыслы и идеи. Взаимосвязь ума и созерцания выражена в греческом языке и этимологически, ибо ум – это νοῦς , а созерцание – это nOhsij. В греческом языке есть и другое, более выразительное, слово, обозначающее созерцание, – qewr…a.
Ум стремится проявить себя через разумную силу души, облекает в мысли и слова свой опыт созерцания – это естественное стремление, но далеко не всегда осуществимое, особенно если это касается опыта созерцания духовного мира, поэтому апостол Павел сказал: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» ().
Если ум помрачен грехом (а это свойственно всем людям после грехопадения), то он не имеет ясного опыта созерцания. Помраченный ум опирается не на созерцание, но на чувственный опыт и рассудительность разумной силы души, т.е. рассудок. Ум, делающий сущностные утверждения не на основе созерцания, а путем рассуждений, становится разумом (lOgoj). После грехопадения мышление стало главной формой деятельности человеческого ума, т.е. ум проявляет себя как разум.
Святитель если говорит об уме, то его локализация в какой-либо части тела отрицается: «Ум не привязан к какой-либо части тела, но равно прикосновенен ко всему телу, сообразно с природою произведя движение в подлежащем его действию члене» [ 3, с. 35]. Эту мысль активно поддерживал святитель .
Различение ума, разума и рассудка
Вот несколько примеров того, как различают эти понятия святые отцы.
Преподобный : «Ум (νοῦς ) есть орган мудрости, а разум (lOgoj) – орган знания. Ум, двигаясь, ищет причину существ, а логос, многообразно оснащенный, исследует только качества. Искание есть первое движение ума к причине, а исследование есть различение логосом той же причины через понятие. Ум характеризуется движением, а логос – различением через понятие» .
Св. : «Одно дело созерцать, другое – размышлять. Ум сначала созерцает, а потом разнообразно мыслит… Ум должен научиться молчать, должен оголиться. Тогда он обретает чувство тайного, сверхразумного и божественного» .
Преподобный : «Разумному существу принадлежат две способности – созерцательная (qewrhtikOn) и деятельная (praktikOn). Созерцательная способность постигает природу сущего, деятельная же обдумывает поступки и определяет для них правильную меру. Созерцательную способность называют умом (noan), деятельную же – разумом (lOgon); созерцательную способность называют также мудростью (sof…an), деятельную же – благоразумием (frOnhsin)» .
Итак, обобщая сказанное, можно заключить, что в святоотеческой традиции широко распространено четкое различение духовно-созерцательной и интеллектуально-рассудочной способности человека, что выразилось в употреблении слов «ум» (νοῦς ), «разум» (lOgoj) и «рассудок» (diOnoia). Это очень важное антропологическое различение, но в данном вопросе имеется терминологическая расплывчатость, которую необходимо учитывать. В большинстве случаев у святых отцов слово «рассудок» (diOnoia) обозначает способность рассуждать, мышление, указывает на разумную силу души. Слово «ум» (νοῦς ) чаще всего указывает на дух или созерцательную способность человека. А слово «разум» (lOgoj) может ассоциироваться и с одним, и с другим словом. Каково же его подлинное значение? Из приведенных свидетельств видно, что сближение, а порой и отождествление у святых отцов слов «ум» и «разум» обусловлено тем, что они относятся к одной и той же части человеческой природы – духу, и их различие связано со способом реализации ума. Если ум обращен к созерцанию духовного мира и Бога, то он всегда именуется словом «ум» (νοῦς ), ибо в этом случае его деятельность прямо соответствует божественному замыслу о нем, через эту деятельность человек обретает божественные откровения и определенное познание сущностей тварного мира, что есть истинная мудрость. Если же ум обращается к рассуждениям, построению понятий, диалогизирует, то он именуется разумом и плодом его являются знания о видимом мире. Разум – это рассуждающий ум.
Слово «рассудок» (diOnoia) указывает на душевный аппарат мышления, способность создавать суждения, интеллект, мыслительную силу души. Если использовать трихотомическую схему описания человеческой природы, то рассудок – это душевная категория, в то время как ум относится к высшей духовной части человека, разум же – это отвратившийся от созерцания ум, взаимодействующий с рассудком, опирающийся на свои душевные силы и опыт. Поэтому в определенном контексте возможно отождествление слов «разум» и «рассудок».
Поскольку после грехопадения человеческий ум покрыт пеленой греха и не способен созерцать сверхчувственный мир, то он используется человеком только отчасти в своей низшей функции – как разум, т.е. как орудие анализа и осмысления чувственного опыта, а также для облечения этого опыта в слова.
Разум хотя и основывается на рассудке, но им не ограничен и имеет в своем арсенале иные средства и методы познания: рефлексия, интуиция, образность, символы, воображение и др. Все перечисленное – это редуцированные свойства подлинного ума (νοῦς ). В частности, интуиция – это спонтанно проявляющаяся созерцательная способность ума, позволяющая понять суть объекта или явления без аналитических рассуждений. Однако в уме, помраченном грехом, эта способность обычно не обнаруживается или же проявляется крайне неожиданно, чаще всего в экстремальных ситуациях. Современный человек не может владеть этой способностью постоянно. Попытки активизировать эту сферу человека с помощью определенных оккультных методик приводят к повреждению сознания и тяжелейшим формам прелести, о чем много говорят святые отцы, поэтому попытки искусственно развить в себе интуицию – это крайне опасный духовный эксперимент над собой. Созерцательная способность ума, проявившаяся в жизни святых людей, – это определенный плод их духовной жизни, но не цель. Данная способность получает свое правильное раскрытие только на пути богоугодной жизни, по слову Господа: «Ищите же прежде Царства и правды Его, и это всё приложится вам» (, св. О хранении чувств. М., 2000
Ра́зум (лат. ratio), ум (греч. νους) - философская категория, выражающая высший тип мыслительной деятельности, способность мыслить всеобще, способность анализа, абстрагирования и обобщения.
Рассу́док - часть мыслящего сознания, способного логически осмыслять действительность, познавать в понятиях вещи и их отношения, способность составлять суждения (по Канту) превращает восприятия в опыт путём объединения их в категории. Своей этимологией восходит к глаголу рассуждать.
Важными характеристиками рассудка являются:
- строгое отделение понятий друг от друга;
- способность правильно классифицировать воспринимаемое;
- непротиворечиво систематизировать опыт и знание.
Различение разума и рассудка как двух “способностей души” намечается уже в античной философии: если рассудок как низшая форма мышления познает относительное, земное и конечное, то разум направляет на постижение абсолютного, божественного и бесконечного. Выделение разума как более высокой по сравнению с рассудком ступени познания четко осуществлялось в философии Возрождения у Николая Кузанского и Дж. Бруно, будучи связываемо ими со способностью разума постигать единство противоположностей, которые разводит рассудок.
Наиболее детальную разработку представление о двух уровнях мыслительной деятельности в понятиях разума и рассудка получает в немецкой классической философии - в первую очередь у Канта и Гегеля. Согласно Кашу, “всякое наше знание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме” (Кант И. Соч. в 6т. М., 1964, с. 340). В отличие от “конечного” рассудка, ограниченного в своих познавательных возможностях чувственно данным материалом, на который накладываются априорные формы рассудка, мышлению на его высшей стадии разума свойственно стремление к выходу за пределы заданного возможностями чувственного созерцания “конечного” опыта, к поиску безусловных оснований познания, к постижению абсолютного. Стремление к этой цели необходимо заложено, по Канту, в самой сущности мышления, однако ее реальное достижение невозможно, и, пытаясь все-таки достичь ее, разум впадает в неразрешимые противоречия - антиномии. Разум, согласно Канту, может, т. о., выполнять только регулятивную функцию поиска недостижимых предельных оснований познания, попытки реализации которой призваны приводить к выявлению принципиальной ограниченности познания сферой “явлений” и недоступности для него “вещей в себе”. “Конститутивная” же, по терминологии Канта, функция реального познания в пределах “конечного” опыта остается за рассудком. Кант, т.о., не просто констатирует наличие разума как некоторой познавательной установки, он осуществляет критическую рефлексию по отношению к этой установке. “Вещь в себе” можно помыслить, но ее нельзя познать в том смысле, какой вкладывает в это понятие Кант, для которого идеалом теоретического познания выступают концептуальные конструкции математики и точного естествознания.
Смысл этого учения Канта о неосуществимости претензий на постижение “вещей в себе” зачастую сводился к агностицизму, рассматриваемому как неоправданное принижение познавательных способностей человека. Между тем Кант отнюдь не отрицал возможностей неограниченного освоения все новых слоев реальности в практической и теоретической деятельности человека. Однако Кант исходит из того, что такое прогрессирующее освоение всегда происходит в рамках опыта, т. е. взаимодействия человека с объемлющим его миром, которое носит всегда “конечный” характер, не может по определению исчерпать реальность этого мира. Поэтому теоретическое сознание человека не в состоянии занять некую абсолютную позицию “вненаходимоста” по отношению к реальности объемлющего человека мира, в принципе превышающего возможности его любого рационального объективирующего моделирования, как это происходит в артикулируемых и тем самым контролируемых сознанием понятийных конструкциях математики и точного естествознания. Кантовский агностицизм в отношении разума несет в себе очень мощную антидогматическую направленность против всяких попыток построения законченной в своих исходных предпосылках и основаниях “закрытой” теоретической картины реальности мира в целом, каким бы конкретным содержанием эта картина не наполнялась.
Продолжая традицию различения разума и рассудка, Гегель существенно пересматривает оценку разума. Если Кант, по мнению Гегеля, преимущественно “философ рассудка”, то у Гегеля понятие разума становится важнейшим компонентом его системы. Гегель исходит из того, что следует преодолеть кантовское представление об ограничении позитивных функций познания рамками рассудка как “конечного” мышления. В отличие от Канта, Гегель считает, что, именно достигая стадии разума, мышление в полной мере реализует свои конструктивные способности, выступая как свободная, не связанная какими-либо внешними ограничениями спонтанная активность духа. Пределы мышления, по Гегелю, не вне мышления, т. е. в опыте, созерцании, в преднайденности объекта, а внутри мышления - в его недостаточной активности. Подход к мышлению как формальной лишь деятельности по систематизации данного извне материала, свойственный для рассудка, преодолевается, с точки зрения Гегеля, на стадии разума, когда мышление делает своим предметом свои собственные формы, и преодолевая их узость, абстрактность, односторонность, вырабатывает свое собственное имманентное мышлению идеальное содержание - “идеализированный предмет”. Тем самым оно формирует то “разумное” или “конкретное понятие”, которое, по Гегелю, следует четко отличать от рассудочных определений мысли, выражающих лишь абстрактную всеобщность (см. Восхождение от абстрактного к конкретному). Внутренним стимулом работы разума для Гегеля выступает диалектика познания, заключающаяся в обнаружении абстрактности и конечности преднайденных определений мысли, которая проявляется в их противоречивости. Разумность мышления выражается в его способности снять эту противоречивость на боле“ высоком уровне содержания, в котором, в свою очередь, обнаруживаются внутренние противоречия, являющиеся источником дальнейшего развития.
Итак, если Кант ограничивает конститутивную функцию мышления рассудком как деятельностью в рамках некоей заданной системы координат познания, т. е. “закрытой” рациональностью, то гегель сделал своим предметом рассмотрения “открытую” рациональность, способную к творчески конструктивному развитию своих исходных предпосылок в процессе напряженной самокритичной рефлексии. Однако трактовка такой “открытой рациональности” в рамках гегелевской концепции разума имела ряд существенных пороков. Гегель, в противоположность Канту, полагает, что разум способен достичь абсолютного знания, тогда как действительное развитие исходных предпосылок “парадигм”, “исследовательских программ”, “картин мира” и пр. не приводит к их превращению в некую всеобъемлющую “монологику”, они не перестают быть относительными познавательными моделями реальности, в принципе допускающими иные способы ее постижения, с которыми следует вступать в отношения диалога. Совершенствование и развитие исходных теоретических предпосылок осуществляется не в замкнутом пространстве спекулятивного мышления, а предполагает обращение к опыту, взаимодействие с эмпирическим знанием, оно не является неким квазиестественным процессом саморазвития понятия, а представляет собой результат реальной деятельности субъектов познания и предполагает многовариантность действий, критический анализ различных проблемных ситуаций и т. п. В целом же типологию разума и рассудка никак нельзя оценивать как некий анахронизм, имеющий значение только для истории философии. Реальный конструктивный смысл данного различения может быть раскрыт с позиций современной эпистемологии и методологии науки, в частности, в связи с разработкой понятий “открытой” и “закрытой” рациональности в рамках концепции современной неклассической метарациональности.
| Комментарии: 0 |
Дмитрий Иванов
Статья посвящена аргументу от отсутствия квалиа. Этот аргумент нацелен на опровержение функционалистских теорий сознания. Философы, прибегающие к этому аргументу, пытаются продемонстрировать, что функционализм не способен объяснить квалитативные, феноменальные аспекты сознательных состояний, т.е. квалиа. Согласно этим философам, квалиа являются функционально нередуцируемыми свойствами ментальных состояний. В последние четыре десятилетия этот аргумент подвергался активному обсуждению. В статье анализируются возражения выдвинутые против этого аргумента Шумейкером, Чалмерсом и Таем. В работе показывается, что эти возражения не могут опровергнуть аргумент.
Константин Анохин
Гамбургский счет
Иванов Е. М.
Речь в данной работе пойдет о так называемом "геделевском аргументе", который используется как аргумент против возможности создания искусственного интеллекта. Суть аргумента заключается в следующем: полагают, что из теоремы Курта Геделя о неполноте формальных систем вытекает принципиальное различие между искусственным ("машинным") интеллектом и человеческим умом.